Полезное:
Как сделать разговор полезным и приятным
Как сделать объемную звезду своими руками
Как сделать то, что делать не хочется?
Как сделать погремушку
Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами
Как сделать идею коммерческой
Как сделать хорошую растяжку ног?
Как сделать наш разум здоровым?
Как сделать, чтобы люди обманывали меньше
Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили?
Как сделать лучше себе и другим людям
Как сделать свидание интересным?
Категории:
АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
Чужие письма
Иван Петрович и Валерий Львович покидали Петроград тусклым дождливым вечером. Вначале они почти оглохли от вокзального гомона. Затем попали в перронную толчею. Казалось, им не пробраться в вагон на свои места. Но рослому Пржевоцкому удалось ухватиться за поручень, одним сильным движением подняться на площадку и уже оттуда подать руку Альбрехту. Им повезло – досталась нижняя полка. А это значило, что можно свободно расположиться и не стоять в проходе или тесниться в тамбуре. Перед отъездом было много хлопот и суеты. Альбрехт устал, даже говорить не хотелось. Но пассажира, сидевшего напротив, тянуло к беседе. Поправив волосы и водрузив очки на кончик носа, он приступил к делу. – Извините, господа… Судя по вашим рюкзакам, вы тоже едете менять вещи на продукты. – Может быть, – ответил Пржевоцкий, уклоняясь от дальнейших расспросов. – Как вы думаете, где это лучше всего сделать? – Мы этого не знаем. – Мне посоветовали сойти в Вятке. – Да, там цены, кажется, подходящие. – Вы думаете? – сказал с радостью пассажир. – Вот жена дала мне столовое серебро. Есть у меня и несколько ювелирных вещичек. – Не будьте столь откровенны, – решил вмешаться в разговор Альбрехт. – Иначе вернетесь домой ни с чем. Но и это не самое худшее. Можно потерять не только серебро, но и саму жизнь. – Жена меня тоже предупреждала. Вам хорошо. Вы вдвоем. Если что, можете постоять друг за друга. Как вы думаете, не объединиться ли нам? – Мы едем далеко, до самой Сибири. Вряд ли вас это устроит. – Да, да! Я понимаю. Ведь дальше линия фронта, а у меня нет пропуска. По выходу из Петрограда поезд был переполнен, как бочка с сельдью. Но по мере приближения к линии фронта пассажиров становилось все меньше. Сошел и их спутник. Он не нашел, что сказать на прощание. Только широко развел руками – мол, все в руках Божьих. На одной из остановок Пржевоцкий решил пойти за кипятком для чая, но был возвращен назад в вагон офицером, которого сопровождали два вооруженных солдата. – Всем оставаться на местах! Предъявить документы! Причин беспокоиться не было. Они запаслись справками и рекомендациями на все случаи. Но главным козырем был седобородый пастор Сарве. Правда, он находился в вагоне первого класса. А это – противоположный конец поезда. Офицер неторопливо и бесстрастно рассматривал документы. – Вещи есть? Они достали из‑под полки, на которой сидели, свои котомки. – Что там? – Письма. – Что еще за письма! Почему так много? – Эти письма детям от родителей. – Проверим. Пройдемте. Их поместили в камеру. Недавно было движение, стук колес и надежда на скорую встречу с дочерьми. А теперь тишина, полумрак и тревожная неопределенность. – Только этого нам не хватало! – сказал Альбрехт и зло стукнул кулаком о стену. – Не зря у моей Лизаветы глаза были на мокром месте, когда провожала, – покачал головой Пржевоцкий. – У меня и сейчас в ушах ее слова: «Вот, дети уехали… И ты меня покидаешь!» – Самое скверное, что пастор не подозревает о нашем аресте и, как ни в чем не бывало, едет дальше. – Да, положение серьезное. Думаю, мы оказались в руках белой контрразведки. Одного не понимаю, почему офицер пренебрег удостоверением Красного Креста! – Вы же сами видели, – ответил Альбрехт. – Его насторожили письма. – Даю руку на отсечение, они их сейчас читают. – Им надолго хватит работы.
Утром они были разбужены лязгом тяжелой двери. Неожиданно им принесли завтрак. Он был незамысловатым, зато обильным: картофель в мундире, овсяная каша и не чай, как им хотелось, а большая кружка квасу. Потом о них, кажется, забыли. Ночь они провели на полу, прижавшись друг к другу. И только на следующий день конвоир привел их в комнату, где за столом сидел офицер. Но не тот, который задержал их вчера в вагоне. – Присаживайтесь, – сказал он. – Ваши фамилии Альбрехт и Пржевоцкий, не так ли? – Да, верно, – ответил за обоих Пржевоцкий. – Едете из Петрограда? – Да, мы оттуда. – Как думаете, зачем я пригласил вас? – Понятно для чего, – сказал Пржевоцкий, сжимая в руках кепку. – Чтобы допросить. Чтобы душу вытрясти. – Да. В этой комнате допрашивают. И бывает, с пристрастием. Но вы приглашены по другому поводу. Я вам приношу извинения. Лицо офицера, невозмутимое до этой минуты, расплылось в улыбке, когда он увидел застывших от удивления Альбрехта и Пржевоцкого. Офицер разложил на столе груду писем. – Вчера я отложил все дела и до полуночи читал письма, которые достал из ваших рюкзаков. – Нехорошо читать чужие письма, – сказал, насупившись, Пржевоцкий. – Да. Знаю. Но такая у меня работа. И такое нынче время. Сколько всего писем с собой везете? – Больше тысячи. – Я прочел не менее пятидесяти. В них картина сегодняшней жизни нашей северной столицы. Это и мой город. Я закончил в Санкт‑Петербурге университет. – И что вы думаете после их прочтения? – решился спросить Альбрехт. – О том же, о чем не перестаю думать два последних года, – о России. О бедной России, поставленной на колени и раздираемой на части не чужеземцами, а нами самими, ее сыновьями. Ведь дети, к которым вы добираетесь, находятся не на чужбине, не в другой стране. Они на родине. Почему же между ними и вами, их родителями, воздвигнуты неодолимые препятствия? – В том числе и вами, вашей службой, – добавил Альбрехт. – Да. Согласен, в том числе и мной. – Никогда бы не подумал, что когда‑нибудь услышу такое из уст офицера контрразведки, – заметил Пржевоцкий. – Вы что же полагаете, что я бесчувственная машина, слепо карающий меч? – Какую же цель вы ставите перед собой? – Мною движет единственная цель – помочь, насколько в моих силах, России, в ее трудный час, – высокопарно ответил офицер. – Окажись мы не у вас, а в руках красных, то наверняка услышали бы точно такие же слова – Родина, патриотизм, Россия!.. – Вы правы. И в этом наша национальная трагедия. Но хватит об этом. Скажите лучше, чем я могу вам помочь? – Мы потеряли нашего спутника. Вернее, он потерял нас. – Вы говорите о пасторе Сарве? – Вы уже знаете? – Да, он вас ждет. Что еще? – Помогите нам попасть в Омск. Там находится отделение Красного Креста. Мы рассчитываем на посредничество американцев. – Я вам помогу. – А сейчас мы свободны? – Да. Насколько это возможно в наше время.
|