Гете и его современники

Гете, без сомнения, был одной из самых влиятельных лич­ностей культурной жизни своего времени. То, что он писал, — а также в широком понимании то, что он говорил и делал, — со­провождалось неиссякаемым потоком комментариев. Само со­бой разумеется, его естественнонаучные исследования приво­дили ко множеству дискуссий. Некоторые положения о «мета­морфозах растений» быстро были включены в общеупотреби­тельный научный понятийный аппарат. Но его идеи о «созер­цательной силе суждения» не смогли добиться признания.

Исследователи природы того времени, в первую очередь, бы­ли собирателями материала. Их работы содержали массу де­тальных наблюдений, которые часто группировались и система­тизировались по довольно механическому принципу. Сама по себе грандиозная система Карла Линнея с бесконечными пере­числениями пестиков, тычинок и лепестков венчика во многом была дитя своего времени.

Но даже у исследователей и мыслителей, которые были глу­боко не удовлетворены этой формой науки, Гете не встретил большего понимания.

Характерным примером является рассказ Гете о разговоре, который состоялся в июле 1794 года с Фридрихом Шиллером, его будущим другом. Они оба пришли на доклад по ботанике в естественнонаучном обществе в Йене. Затем, после доклада, когда они заговорили, Шиллер выразил сожаление по поводу разделенного на части мышления, недостаточного охвата мате­риала в целом, что было присуще методам работы современных им исследователей природы. Гете показалось, что он встретил единомышленника. Он проводил Шиллера домой и рассказал о своих собственных исследованиях. При помощи «некоторых характерных росчерков пера» он описал символическое прарастение.

Однако Шиллер реагировал примерно так, как и можно бы­ло ожидать от философски образованного человека того време­ни, — и, как скорее всего, реагировали бы все. Он ответил: «Это не опыт, это идея».

Гете был поражен, но взял себя в руки и скрыл недовольст­во. Вместо этого он ответил: «Что ж, мне очень приятно, что я имею идеи, не зная об этом, и даже вижу их глазами».

Здесь может возникнуть впечатление, что Гете понимал «со­зерцательную силу суждения» так же, как нормальное чувст­венное зрение. Однако он едва ли так думал. Он, правда, писал, что «праобразное» у растений может быть постигнуто только, если «глаза духа» будут постоянно и живо связаны с глазами тела. Но что, собственно говоря, он хотел этим сказать? Извест­но, что Гете было трудно непосредственно описать достигнутые им познавательные возможности. Он не был квалифицирован­ным мыслителем. Философия и теория познания принадлежали к тем немногим теоретическим областям, к которым он отно­сился как посторонний.

Среди широкого круга друзей, специалистов и любознатель­ных посетителей, с которыми он постоянно контактировал, Гете часто чувствовал себя очень одиноко. Многие мысли и инициа­тивы, которые были для него важнее всего — а к ним, без сом­нения, принадлежали его естественнонаучные основополагаю­щие идеи, — дискутировались, однако они были и остались не­понятыми.