Полезное:
Как сделать разговор полезным и приятным
Как сделать объемную звезду своими руками
Как сделать то, что делать не хочется?
Как сделать погремушку
Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами
Как сделать идею коммерческой
Как сделать хорошую растяжку ног?
Как сделать наш разум здоровым?
Как сделать, чтобы люди обманывали меньше
Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили?
Как сделать лучше себе и другим людям
Как сделать свидание интересным?
Категории:
АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
Прощание славянки с перловкой
«Перловка» нас вполне устраивала – в конце концов, и повод нестандартный, и мотив известный, и Галича у нас никогда еще не было. Но тут случилось другое событие – «Цитадель» отправилась на «Оскара», и это еще в канун предполагаемой рокировки на съезде «Единой России» (отсюда «Вертикаль ты моя, вертикаль»). Поскольку нас всегда поругивали, когда мы не успевали в последний момент отыграть свежее событие, «Перловка» отправилась в архив, а я срочно сочинил «Цитадель», в тот же вечер прочитанную на дне рождения Олега Меньшикова (откуда она и пошла гулять по Сети за сутки до релиза).
Сиротей, войсковая столовая, Утешенье бессчетных полков! Упраздняется каша перловая – Запрещает ее Сердюков. Не забуду бодрящего зова я – Встать, раздатчики, в центре стола! А еще ее звали кирзовая, Да кирзовой она и была.
Сердюков! Для какого же блага ты Гонишь то, что в цене искони? Есть же принцип – «лишенья и тяготы»! Ты портянки еще отмени! Эту кашу, святую и грешную, Защищавшую русский покой, Заменил ты банальною гречкою, Но от гречки и звук не такой!
Воевать – это вовсе не блог вести. Нужен голод, муштра и ворье. Голос доблести требует злобности, А перловка – источник ее. Кто накушался доз ее утренних, Кто освоил армейскую жисть, Тот врагов наших внешних и внутренних Без оружия сможет загрызть.
Тут, похоже, и Родину вечную Отвлекли от великих задач: Заменили медведевской гречкою Путинизма перловый кирзач. Я и это безропотно лопаю, В перерывах буханку грызя, И хотя она пахнет Европою, Но по сути все та же кирза.
Не шути с нашей Русью‑Матреною, Породившей великого Пу! Возврати нам родную, ядреную, Музыкальную нашу крупу! Не дразни нас подменою ловкою, Не подходит нам опыт ничей: Ведь покуда мы были перловкою, Рис и гречка не спали ночей.
Наш народ очарован могуществом, И на съезде единой крупы Побеждает с большим преимуществом Наш перловый любимец толпы. Он откроет эпоху неновую И единым движением рук Возвратит нашу кашу перловую И ее оглушительный звук!
Ура! Ура, ура! Перловка со вкусом ЕдРа! Ведь это наша Родная каша, А гречке в Грецию пора.
Васильев меня предупреждал, что даже один поход на митинг чреват непоправимой эйфорией: сходишь, выступишь – и попер энтузиазм. До меня доходили, конечно, слухи, что он и сам втайне туда бегает, но он их упорно опровергал. Что касается меня, я никогда до этого не митинговал, и вдруг мне очень понравилось. Как сказала моя мама, впервые в жизни попробовав водку на праздновании моего возвращения из армии, «кажется, я начинаю понимать, что в этом находят». И действительно, в «Дуривестнике» была поначалу эйфория. Васильев ее безжалостно вырубил, и я долго бегал по комнате с характерным воплем сквозь зубы: «Нет, что он себе позволяет!» Но потом Миша дописал гениальный финал про чудо ниоткуда – и все заиграло.
23 сентября 2011 года рыболовецкий сейнер «Донец» с пьяным экипажем протаранил подводную лодку «Святой Георгий Победоносец», неосторожно всплывшую рядом с ним. Дело было на Камчатке. Вышел скандал, тему заказали на концерте в Театре эстрады, я живо вспомнил «Военно‑морскую любовь» и особенно «Разговор на рейде» Маяковского – и получилось, по‑моему, пронзительно, где‑то даже тараняще.
Звездной пургой небосвод усеян. Под ним разнежился океан. Двое в нем – подлодка и сейнер. Трезва подлодка, а сейнер пьян.
На нем матросы, которых семеро, – Голье, морская пехота. Любить охота команде сейнера! И сейнеру тоже охота.
Какие их годы? Еще не старость. Всем под тридцать – самая круть. Матросам надо кому‑то вставить, А сейнеру – бок проткнуть.
Ревет над волнами медная глотка. Хрипя, взывая, икая. И тут из глубин – подводная лодка: Огромная. Вот такая.
Вот те нате, думает сейнер. Куда я вдруг прихромал! Может стать для меня последним Военно‑морской роман!
Но тут она – не робей, звезденыш! Ты ж сам трубил – одиночество! Плыви сюда, авось не утонешь. Подлодкам ведь тоже хочется.
Есть что‑то классное в недомерках. От страсти я вся бушую. А то ты не видел, как двое мелких Имеют одну большую!
У ней репутация, правда, аховая, Былой супруг погорел, А все же упрочилась, им подмахивая, И даже встала с колен.
Двенадцатый год за этим весельем Встречает, назло пираньям. Плыви сюда, рыболовный сейнер! Давай меня протараним!
Он разлетелся, как мелкий вихрь, Стрекочущий голубок, Себе представил этих двоих – И трахнул подлодку в бок!
Бабах! Послышался страстный всхлип, Команда втянула сопли – И если б люди их не спасли б, То оба б они утопли.
На дно пошли бы, дымком помахивая, Трагически хороши б. И это – участь любого маленького, Кто хочет трахать больших.
Московский без году неделя мэр Сергей Собянин объявил в Москве день без машин, вследствие чего город окончательно погряз в пробках. Откуда их столько набралось, автомобилей, именно в этот праздничный день – никто объяснить не мог, мистика. Заказано в Театре эстрады за отсутствием ярких событий в Кремле.
Выхожу один я на дорогу – Без машины двинуться решил. Доберусь и пехом понемногу, Ибо день сегодня без машин.
Посмотрел вокруг, смущен и робок, Не пойму, с чего такая жесть: Думал – нет машин, не будет пробок. Вижу – нет машин, а пробки есть.
Впрочем, это зеркало момента. Пятый год мы удивляем свет: Знают все, что нету президента. Имя есть, а президента нет.
Вот еще событье для прикола, Пресса весь сентябрь о нем ревет: Выбора в России – никакого, Выборы же будут: вот и вот.
Вот подарок нравам охладелым, Некая движуха, как в кино: Прохоров обманут «Правым делом». Дела нет! А правых нет давно.
Словно продолжая эту моду, Мы смущаем внешнего врага: Поглядишь – вокруг полно народу, А народа нету ни фига.
Как‑то все запуталось, ей‑богу. Как‑то изменился ход планет. Выхожу один я на дорогу – Нет дороги. И меня‑то нет.
Впрочем, у такого положенья Есть и плюс, поверьте молодцу. Если нет машин – то нет движенья. То есть мы не близимся к концу.
Но спасенья нет от нервотрепки, Ужас вновь бежит по волосам: Мы стоим в своей бескрайней пробке, А конец подкатывает сам.
Вот и ждем чего‑то по привычке – Без машин, без смысла и стыда. Лишь Собянин едет в электричке, Думает уехать. А куда?
С Киплингом вышло необычно. Я вообще человек патетический, и Васильев – как в «Дуревестнике» – этот пафос нарочно снижает, вычеркивая строфу‑другую. А тут он, наоборот, потребовал дописать. Я упирался, говоря, что и так все понятно, но он настаивал на ударной лозунговой концовке, которую я нехотя и сочинил. А месяц спустя на проспекте Сахарова уже несли плакат с изображением Маугли и подписью «Удав умеет лишь с бандерлогами, с людьми не умеет он». Там есть еще ефремовская правка – тоже, на мой взгляд, уместная. «Ленин в шкапу» и смешнее, и деликатнее. Ефремов вообще интеллигент, что бы о нем ни писали разные недалекие люди, которым посчастливилось с ним выпить.
|