Полезное:
Как сделать разговор полезным и приятным
Как сделать объемную звезду своими руками
Как сделать то, что делать не хочется?
Как сделать погремушку
Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами
Как сделать идею коммерческой
Как сделать хорошую растяжку ног?
Как сделать наш разум здоровым?
Как сделать, чтобы люди обманывали меньше
Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили?
Как сделать лучше себе и другим людям
Как сделать свидание интересным?
Категории:
АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
Глава четвертая. Втроем они вышли на улицу
Втроем они вышли на улицу. – Куда? – спросил Генка. Владику было все равно. Везде интересно. – На берег, – попросил Илька. Он помнил пароход с высокими черными бортами и белой рубкой. С круглыми иллюминаторами. Большая вода уже уходила, и было ясно, что такие пароходы не поднимутся к городу раньше новой весны. Но берег сам по себе хорош. Ведь все‑таки иногда приходят к нему большие корабли… От мазанки, в которой жил неизвестно кто, сбегала к воде тропинка. Петлями и зигзагами, с уступа на уступ. Илька обогнал друзей и, не оглядываясь, заскакал вниз. Струйки сухой мелкой глины зашуршали ему вслед. Закачались верхушки конопли и полыни. С последнего уступа Илька спускаться не стал, а птицей махнул на песчаную полосу, к самой воде. Упал на колени, вскочил и крикнул так, что зазвенела вся река: – Эй, не бойтесь! – Вот труба… – сказал Генка. – Надо проверить, может, у него правда рога пробиваются, – серьезно посоветовал Владик. – Чего? Владик улыбнулся. – Он в самом деле как горный козленок. – А‑а… – сказал Генка. Конечно, козленок. Только Генка его так назвать не решился бы. Неловко как‑то: слишком уж ласково. Козел – проще… – Козлята всегда бесятся и прыгают, когда у них рога прорезаются, – объяснил Владик. – Айда, – сказал Генка. Он стал спускаться первым. Он ступал, не глядя назад и напружинив спину, готовый принять на себя Владика, если тот сорвется. Но Владик прыгал почти как Илька. Только один раз он задержался перед широкой промоиной, которая разорвала тропинку. Генка протянул руку. – Сам, – быстро сказал Владик и прыгнул, обвалив за собой глиняный пласт… Илька ждал их внизу, танцуя от нетерпения. – К мысу пойдем, да, Гена? – Пошли. Тут и приткнуться негде. Вода, отступая, освободила под обрывом узкую полоску песка. Но песок был завален мелкими бревнами, корягами, кусками коры. Плавник хрустел под ногами, как сухие рыбьи кости. – Купаться я не буду, – предупредил Илька. – Вода еще мутная. И холодная. – Скажи лучше: мама не разрешает, – поддел Генка. – А я и не спрашивал. – Я тоже не буду, – сказал Владик. – Кто же у мыса купается! – усмехнулся Генка. Монахов мыс не казался снизу таким высоким и грозным, как с обрыва. Освещенный солнцем, светло‑серый, с травой и кустиками в трещинах камней, он похож был на грузного добродушного старика. Но река не верила в его доброту. Желтая вода сердито крутила у подножия острые воронки. Песчаная полоса невдалеке от утеса разбивалась и терялась в нагромождении рухнувших пластов глины и камней. Там, на широком уступе, был ровный травянистый пятачок. Очень удобное место, чтобы сидеть, смотреть на катера, загорать и бездельничать. Генка знал его еще с прошлого года. Но чтобы попасть туда, нужно было переправиться через ручей. Он выбивался из‑под берега и сбегал в реку. Сам ручеек – в ладонь шириной, но глины размесил вокруг себя, словно землесосный снаряд. Илька разбежался, прыгнул. И не долетел до твердой земли. Увяз до самых коленок. С чмоканьем вытянул ноги, а потом отдельно сандалии. Владик разбегаться не стал. Просто разулся и перешел глиняное месиво. Вдвоем с Илькой они ускакали далеко вперед, пока Генка, чертыхаясь, расшнуровывал кеды и подворачивал джинсы. Он еще не перебрался через ручей, когда услышал, как Илька и Владик зовут его отчаянными голосами: – Скорее! Он рванулся, прыгая через камни. – Во чего мы нашли! – радостно сообщил Илька. – Я думал, скала на вас упала, – хмуро сказал Генка. На твердой площадке у самой воды лежала вверх днищем лодка. Темная и грузная. Похожая на припавшего к земле угрюмого зверя. Один борт был проломлен, а в носовой части днища чернела неровная дыра. Такая большая, что голову можно просунуть. – Ее наводнением вынесло, – сказал Илька. – В самом деле? – отозвался Генка. – А я думал, что ее пираты забыли. Илька не обиделся. – Ее починить можно… – Можно, Гена? – спросил Владик. – Чем вы такую дыру забьете? – Фанеркой, – предложил Илька. Генка вздохнул. – И бок проломан, – сказал Владик. – Бок‑то чепуха, – заметил Генка. Нагнулся и отковырнул щепку. – Тут вообще одна гниль. Эта посудина и до половодья была утилем. Владик тоже колупнул днище. – Жалко, верно? А то бы сделали себе кораблик. Парус бы поставили. Покатались бы. Генка промолчал. Зачем говорить зря? А покататься они, пожалуй, смогут. Здесь же, у самого берега, приткнулись пять связанных бревен – обрывок большого плота. Река, огибая мыс, закручивала здесь свое течение, чтобы спрятать за скалой добычу покрупнее. – Вот корабль! – Генка прыгнул к плоту. – Не потонет, не перевернется. – Он шагнул на бревна. Они вразнобой заходили под ногами. – Ничего, выдержат. Можно на них к нашей тропинке спуститься. Хоть через ручей снова не полезем. Идет? Владик не ответил. Осторожно сошел к плотику. Потом сказал: – Не хочется, Гена. – Я тоже не поеду. Мне мама не разрешает, – с вызовом заявил Илька. – Не разрешает – не надо, – миролюбиво откликнулся Генка. Соскочил на берег, поднатужился и оттолкнул плот. – Пусть без нас плавает. Будет кому‑нибудь находка. Дров – на целый месяц. Они забрались на травянистую площадку. – Желтый день… – вдруг сказал Владик. Генка понял. Шла у берега неспокойная желтая вода, и солнце, уходя к западу, тоже рассеяло в небе янтарный свет. – Скорее, не день, а вечер, – заметил Генка. – Гена… – тихонько сказал Владик. Он сидел с опущенным лицом и сцарапывал с ноги светлую корочку подсохшей глины. – Знаешь что… Ты, может быть, думаешь, что я трус. Из‑за плота… Ну, я правда боюсь. Я просто видеть не могу мокрые бревна. Скользкие… Знаешь, сразу кажется, что опять затылком грохнусь… – Да брось ты, ничего я не думаю, – поспешно сказал Генка. Но говорил он почти машинально. Ему стало не по себе, как при близкой опасности. Словно перехлестнулся в него Владькин страх. Ведь в самом деле: поскользнешься, ударишься – вдруг снова беда? Он сказал сбивчиво и хмуро: – А ты… не скачи зря‑то… Ты на Ильку не гляди. Пусть он прыгает, если голова дырявая. Илька презрительно промолчал. Генка вдруг встревожился: опять что‑то получилось не так. Илька неожиданно спросил, будто о пустяке: – Владик, а больно, когда операция? «Вот балда!» – подумал Генка. Он увидел, как шевельнулось и напряженно застыло Владькино плечо. – Что, Илька? – сказал Владик. – Наверно, больнее, чем нога, когда ее дергают, – сердито вмешался Генка. Владик поспешно спросил: – Какая нога? – Да зимой этот козел ногу подвернул. Сел и ревет. Хорошо, что твой отец мимо проходил. А то мы с Яшкой хотели «Скорую помощь» звать. Так было сказано о Яшке. Впервые за весь день. Мимоходом. Но сразу они замолчали и, повернувшись, посмотрели на верхнюю кромку мыса. Илька и Генка. И Владик, который знал о Яшкиной гибели из Илькиного письма. – Его где похоронили? – вполголоса спросил Владик. – Похоронили? – удивился Илька. – Его даже не нашли, – сказал Генка. – Его, наверно, сразу затянуло под лед. А потом такой разлив… Знаешь, какая вода была? Другого берега не видно, как на море. «Как на море», – сказал он, и тогда Илька понял, что пора спросить Владика о главном. Он не хотел говорить об этом раньше, на ходу, среди суеты и шума. А сейчас, когда сидят они серьезные и немного печальные, Владик, наверно, расскажет… – Владик, расскажи про море, – попросил Илька. И строго взглянул на Генку: не вздумай опять ехидничать. Генка ногтями отщипывал от какой‑то щепки волосяные лучинки. – Я ведь почти не видел моря, – огорченно сказал Владик. – Так глупо все получилось. Меня раньше времени выписали. Из больницы до последнего дня не выпускали. А у папы всего один день свободный был. – Целый же день! – обиженно возразил Илька. – Целый… А с утра холод и туман. Такой туман… Как молоко. Говорят, такие туманы осенью бывают, а тут вдруг летом. И моря совсем не видать. Ну, как стена из ваты. Только слышно, как пароходы в порту трубят. Будто мамонты заблудились. Илька горько вздохнул: – Кораблей, значит, тоже не видел? – Мы потом к причалу спустились, там «Адмирал Нахимов» стоял. Такая белая громадина. Вплотную, конечно, видно было. И воду видно. Темно‑зеленая вода. Небо серое, а вода все равно темно‑зеленая… Плещется так звонко, будто в железной бочке. И солеными огурцами пахнет. Смешно, верно?… А «Нахимов» такой высоченный в тумане… А потом чайка пролетела… Илька благодарно молчал. Все‑таки зеленая вода и белый громадный корабль – это кусок настоящего моря. И чайка… – На следующий день снова тепло было. И ясно, – сказал Владик. – Только нам уже на вокзал надо было. Я море только из автобуса увидел, издалека. Такое синее, в сто раз синее неба… Просто зареветь хотелось… Ну, мы, наверно, с папой в августе еще раз съездим. У него за прошлый год отпуск не использован. – В августе? – переспросил Генка и бросил щепку. – Да. А то обидно так… До августа, конечно, далеко. И все‑таки Генка огорчился. Август – время устойчивых ветров. Генкин любимый месяц. Не хотелось, чтобы, как в прошлом году, был он месяцем тревог и расставаний. Да, но какие тревоги? И надолго ли расставание? Все равно. Генка не хотел никакого. Но что он мог сказать? Не говорить же: не езди. Это Илька брякает все, что у него на уме. Генка покосился на Ильку. Вернее, на то место, где Илька недавно сидел. Его там не было. Опустив голову, Илька медленно и как‑то упрямо шагал к серым камням обрыва. – Ты куда? – окликнул Генка. Илька не ответил. Только придержал шаги и глянул вверх. Посмотрел и Генка. Высота – метров десять. Кустики на камнях, жесткие колючие стебли. Трещины, уступы, карнизы. Кое‑где камень отслоился, и серые пластины торчат, как акульи плавники. Желтое тихоходное облако уползает за мыс… Илька встал на камень у обрыва и напружинил ноги. – Не смей! – сдавленно крикнул Генка. Илька прыгнул вперед и вверх, словно решил телом пробить каменную броню Монахова мыса. Не пробил, но остался на отвесной гранитной стенке. Словно приклеенный. Потом нащупал ногой трещину, дотянулся до выступа и вдруг, извиваясь по‑кошачьи, взял без остановки первый трехметровый отвес. Он постоял на карнизе несколько секунд. Зачем‑то погладил камень, словно зеркало перед собой протирал. И полез дальше. Генка стоял под обрывом, не отрывая глаз от сумасшедшего Ильки. Он словно подталкивал его взглядом. Ругаться и кричать было бессмысленно: спуск сейчас оказался бы опаснее подъема. У Генки ныли натянутые, как для прыжка, мышцы. Но что он смог бы сделать, если бы Илька сорвался? Рядом молчал Владик. Лишь один раз сказал он шепотом: – Бешеный дурак… А когда вдруг Илька покачнулся на маленьком уступе, Владик со свистом втянул сквозь зубы воздух… А Илька не испугался. Покачнулся и снова прижался к обрыву. Камень был теплый, шероховатый. Кожу царапали жесткие, как птичьи коготки, травинки. В щелях и выбоинах застоялся запах недавнего дождя и мокрой полыни.
Илька зацепился за новый карниз и поднялся еще на полметра. Он знал, что не упадет. Он не боялся обрыва и не винил этот мыс в Яшкиной смерти. А вверх его толкала одна только мысль. И при каждом рывке Илька повторял злым шепотом: – Пусть уезжает! Ну, пусть, пусть, пусть!.. Не было зависти в его обиде. Только слезы все равно толкались у горла. Илька знал почему. Но сказать про это словами он бы не сумел. И не стал бы. Злился на себя, когда в голову лезли такие мысли. И злость эта помогала ему брать метр за метром. Он не трус, пусть боятся другие…
«Трусов родила наша планета, все же ей выпала честь: есть мушкетеры…»
Есть слова, от которых щиплет в глазах и хочется вскочить на коня, чтобы мчаться в атаку. Есть такие песни. А как назывался тот фильм? Да, «Двадцать лет спустя». Непонятное название. А все остальное понятно. – Есть мушкетеры, есть… Он лег животом на край обрыва. Подтянулся, ухватился за траву. Поднялся на колени. Встал. Мельком взглянул вниз. Генка покачивал над головой кулаком. Илька неумело засвистел и отвернулся. Недалеко на склоне двое мальчишек сидели у остатков церковного фундамента. Видно, до сих пор они были заняты своим каким‑то делом, а теперь с изумлением разглядывали Ильку: откуда он появился? Илька принял бодрый и независимый вид. Прошелся вдоль кирпичной кладки и взглянул на ребят. Они сразу заинтересовали Ильку. Один – из‑за пустяка: худенький, курчавый, он одет был в точности как Илька. Даже ремешок такой же. Но за ремешком лихо, как пистолет, торчал молоток с длинной ручкой. Это было очень красиво. А второй… Илька не сразу догадался. А потом понял: этот мальчик похож на Владика. Правда, похож. Не то что Илька… Оба мальчишки были помладше Ильки, и он чувствовал себя вполне уверенно. – А вот бы ты загремел… – задумчиво произнес кудрявый. – Сразу бы в лепешку. – Я? – небрежно спросил Илька. – Ага… – Тю… – сказал Илька. – А ничего не «тю», – серьезно возразил похожий на Владика мальчик. – Мы весной чуть‑чуть не свалились. Вот тут же были, а потом как поехали по льду… Илька снисходительно глянул на мальчишек. Все‑таки они еще малявки. Тот, с молотком за поясом, наверно, еще в школу не ходил. – По льду!.. – сказал Илька со взрослой усмешкой. – Я же по камням взбирался, а они шершавые. А по льду – конечно… У нас один мальчишка сорвался отсюда весной. Его не нашли даже… И вас бы тоже не нашли. Ясно? Им, видимо, было ясно. И тогда было ясно, и теперь. – А мы не упали. Нам какой‑то мальчик выбраться помог, – сказал кудрявый. – Он нас сумкой вытащил. – Как это – сумкой? – спросил Илька. Просто так спросил. Думал‑то он не про сумку, а про молоток. Очень уж здорово он торчал за ремешком у этого мальчишки. – Очень просто, – охотно объяснил мальчик. – Сумку нам бросил и потянул за ремень. – А‑а… – сказал Илька. И шагнул к обрыву посмотреть, что делают Владик и Генка. Он не посмотрел. Именно в эту секунду толкнулась в нем догадка. – Эй, послушайте! – тревожно сказал Илька. – А какой это был мальчик? Ребята переглянулись. – Большой… – Нет, не очень большой. Но больше тебя. – Мы его не знаем… – Эх вы! – бросил Илька. – Он вас от смерти спас, а вы даже не знаете. – Он нас прогнал, чтобы сушились. А сам остался. «А вдруг в самом деле?» – подумал Илька. – У него на ремешке у сумки фамилия написана, только я не прочитал, – объяснил кудрявый. Они говорили с Илькой как‑то слишком охотно и чуть виновато. Может быть, почувствовали что‑то серьезное? Илька сурово спросил: – Ни одной буквы не помнишь? – Это не фамилия, – сказал другой мальчик. – Я прочитал. Таких фамилий не бывает…
|