Полезное:
Как сделать разговор полезным и приятным
Как сделать объемную звезду своими руками
Как сделать то, что делать не хочется?
Как сделать погремушку
Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами
Как сделать идею коммерческой
Как сделать хорошую растяжку ног?
Как сделать наш разум здоровым?
Как сделать, чтобы люди обманывали меньше
Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили?
Как сделать лучше себе и другим людям
Как сделать свидание интересным?
Категории:
АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
Ь iiiiTiЩт Дина Кирнарская - автор научной моноё графии "Музыкальное восприятие"; ее статьи о психодиагностике музыкальных способностей неоднократно публиковались в журнале "Вопросы психологии", в английской и американской научной периодике. Дина Кирнарская изучала психологию музыки на факультете музыкального образования Лондонского университета, работала в Гар-1 вардском университете (США). Теоретические и экспериментальные разработки Дины Кирнарской высоко оценены психологами в России и за рубежом. Она создала уникальную систему тестирования музыкальных способностей, которая служит базой для создания тестовых методик в области диагностики специальных способностей во многих областях деятельности. Дина Кирнарская - автор книги "Классическая музыка для всех", которую одобрили такие выдающиеся музыканты как Гидон Кре-мер, Владимир Ашкенази, Владимир Спиваков и Саул юс Сондецкис.
Психология СПЕЦИАЛЬНЫХ СПОСОБНОСТЕЙ
Д.К.КИРНАРСКАЯ УЗЫКАЛЬНЫЕ СПОСОБНОСТИ «Таланты - XXI век» УДК [371.212.32:78+78:159.9](078) ББК 74.00+88.4я7 К 43 Допущено Министерством образования Российской Федерации в качестве учебного пособия для студентов высших учебных заведений, обучающихся по специальностям 051400 Музыковедение, 051500 Музыкальная звукорежиссура, 051000 Вокальное искусство, 051100 Дирижирование, 050900 Инструментальное исполнительство, 051300 Музыкальное искусство эстрады. РЕЦЕНЗЕНТЫ Арановский М.Г., доктор искусствоведения, профессор Государственного Института искусствознания. Леонтьев А.А., доктор психологических наук, профессор Московского Государственного Университета им.Ломоносова. Холопова В.Н., доктор искусствоведения, профессор Московской Государственной консерватории им.П.И.Чайковского. Кирнарская Д.К. Психология специальных способностей. Музыкальные способности — М.: Таланты-XXI век, 2004.496 стр. Предисловие Геннадия Рождественского. Художественное оформление Николая Юдина. Книга посвящена исследованию структуры музыкального таланта, который рассматривается как универсальная модель одаренности в разных областях деятельности. Музыкальная одаренность исследуется автором максимально широко, и наряду с классическими жанрами в книге представлены примеры из джазовой музыки, поп- и рок-музыки и фольклора. Книга опирается на обширный экспериментальный материал. Адресована музыкантам, психологам, педагогам и всем читателям, которых интересуют проблемы способностей и таланта. © Д.К. Кирнарская, 2004 г. © Таланты - XXI век. Оформление. 2004 г. ISBN 5-902592-01-1 X! «Музыка - нечто целиком врожденное, внутреннее, не нуждающееся ни в каком опыте, извлеченном из жизни». И.Гете Геннадий РОЖДЕСТВЕНСКИЙ читателю Книга «Музыкальные способности» — плод многолетних трудов автора, психолога и музыковеда. В этой книге автор-психолог и автор-музыкант прекрасно дополняют друг друга, и потому книга о музыкальных способностях становится более правдивой и достойной доверия. Каждый музыкант судит о музыкальных способностях «со своей колокольни», руководствуясь собственным опытом, но эта книга все же максимально объективна. Не знаю в нашей литературе аналогичного труда о музыкальном таланте, где столь активно привлекался бы весь багаж знаний современной науки. Музыканты удивятся, насколько обширная область знания — музыкальная психология — располагается с ними «по соседству» и занимается изучением их способностей, их восприятия, их памяти. Каждое высказанное в книге суждение опирается на большой научный материал и пропитывается им. Книга «Музыкальные способности» разрушает популярные мифы. Многие люди считают, что для занятий музыкой нужен очень хороший слух, что начинать эти занятия необходимо чуть ли не в колыбели; они думают, что вундеркинды — это те, кому уготована судьба Моцарта и что эта судьба, пусть в меньшем масштабе, повторяется в жизни большинства одаренных детей. Все это не так, и автор книги шаг за шагом развеивает многие иллюзии. Оказывается, можно с удовольствием заниматься музыкой и без выдающегося слуха в привычном его понимании, начать музыкальные занятия можно в любом возрасте и добиться успеха, и всякий талант, в том числе музыкальный, состоит из многих компонентов: достаточно обладать каждым из них хотя бы в некоторой степени, и человек может с полным основанием считать себя музыкальным. Музыка открыта каждому, она готова общаться со всеми, кто делает шаг ей навстречу, и читатели смогут убедиться в этом, опираясь на опыт мировой психологической науки. Талант и способности — тема, интересная всем, может, быть даже интимная тема. Нет человека, который был бы равнодушен к своим способностям и не интересовался, бы своим талантом. И даже если читатель наделен другими далекими от музыки дарованиями, эта книга многое ему скажет. В конце концов, все мы созданы природой по единому плану, все таланты в той или иной степени родственны по своему строению, и читатель легко перенесет полученные из этой книги знания на себя, на свой талант и свои способности — лучшее понимание музыкальной одаренности поможет глубже проникнуть в сущность любого дарования. В этой книге меня привлекает не только содержание, но и форма. Она написана легко, понятно, в ней нет перегруженности терминами, которой так часто грешит научная литература. Может быть, это происходит оттого, что автор книги — не только ученый-психолог и исследователь музыки, но и журналист. А может быть, дело в том, что автор неравнодушен к своему герою. Музыкант-ученик, музыкант-композитор, музыкант-исполнитель — все они вызывают любовь автора, который как будто вместе с ними испытывает творческие муки и стремится к совершенству. Особенно заметна эта любовь в последней главе Homo musicus: вооружившись научными данными, автор рассказывает, насколько музыка обогащает человека, насколько она совершенствует его мышление, насколько более наблюдательным и чутким, оснащенным столь необходимыми сегодня навыками общения становится тот, кто любит музыку и рад отдать ей свое свободное время. Такой человек будет вознагражден. Не могу не согласиться с автором, который призывает всех познакомиться с музыкой поближе. От этого выиграет не только Музыка, которая приобретет еще одного поклонника, но, прежде всего, сам человек. Если кто-то еще не уверен в том, что музыка ему нужна, он может начать чтение этой книги с последней главы. А потом читатель сам захочет узнать о музыкальных способностях все, что в этой книге написано. Всех, кто взял в руки эту книгу, ждут интересные встречи с музыкой, музыкантами и своими собственными музыкальными способностями.
СПЕЦИАЛЬНЫХ СПОСОБНОСТЯХ
ИНДИВИДУАЛЬНЫЕ РАЗЛИЧИЯ : И ИДЕЯ РАВЕНСТВА «Человек может все», «Талантливый человек талантлив во всем» — подобные утверждения внушают обществу оптимизм и уверяют каждого, что для него ничего невозможного нет. Стоит только захотеть, и он станет чемпионом олимпиад, красноречивым адвокатом или вдохновенным поэтом. Однако даже весьма одаренные люди редко блистают талантами в любой области: напротив, талант очень избирателен, а люди-титаны, похожие на Леонардо да Винчи, почти никогда не встречаются. Древние греки, желая подчеркнуть избирательность таланта, наделили каждого из богов лишь одним из них: Гермес был талантлив в коммерции, Аполлон — в искусстве, Демет-ра — в земледелии, а Зевс — в управлении. Обычно человеку дано блистать и поражать современников лишь в чем-то одном; найти свое природное призвание — нелегкая задача, и помочь в ее решении должна психологическая наука. Глядя на любимцев Фортуны, которые чрезвычайно в чем-нибудь преуспели, нельзя не задаться вопросом: почему им это дано, а другим нет? Оттого ли они превзошли других, что от природы одарены некими особыми качествами, или может быть, их усердие было столь велико, что, преодолев все преграды, они оставили позади более слабых и ленивых? А может быть, им просто повезло, и они с раннего детства начали свой путь к мастерству, и поэтому получили большую фору, в то время как другие вынуждены были «встать на дистанцию» гораздо позже и потеряли драгоценное время? Или у больших мастеров оказались лучшие учителя, которые передали им бесценные секреты профессии, а другим в силу случайных обстоятельств эти учителя не встретились, и им не у кого \:у специальных способностях было почерпнуть необходимые знания? Или, что с точки зрения здравого смысла наиболее вероятно, все эти факторы присутствуют в той или иной степени, но тогда проблема учета каждого из них, его реального влияния в каждом конкретном случае становится чрезвычайно сложной? На все заданные вопросы, несмотря на всю их противоречивость, стремится ответить «психология специальных способностей», которая в свою очередь входит в более крупный раздел психологической науки под общим названием «психология индивидуальных различий». Этот раздел научная психология ощущает как своего рода ахиллесову пяту, и, прежде всего, потому, что касается он крайне чувствительной для общественного самосознания области — здесь научная психология сталкивается с популярной во все эпохи идеей равенства. Все общественное развитие устремлено к тому, чтобы неравенство рождения и воспитания было смягчено равенством образовательных возможностей, чтобы неравенство социального происхождения смягчалось инструментами демократии, дающими каждому шанс выдвинуться и занять высокое общественное положение. Каждый должен знать, что он принципиально ничем не хуже других, и если в его жизни что-то не так, то в своих неудачах следует винить отсутствие нужного усердия, не слишком ретивых учителей, неблагоприятные обстоятельства, но только не мать-природу, обделившую неудачника тем или иным талантом. Тенденция к политкорректности естественно тяготеет над психологической наукой в той ее части, где говорится об индивидуальных различиях, в том числе и в области способностей, одаренности и таланта. В то же время стремление узнать правду тоже достаточно сильно — не случайно на гербе Гарвардского университета кроме латинского Veritas, что означает «Истина», никаких других слов нет: «Свобода», «Равенство» и «Братство» — лозунги политических движений, а не научных сообществ, и ученые-психологи несмотря на постоянное общественное давление ищут и находят причины индивидуальных различий, которые с точки зрения политкорректности далеко не всегда и не всех устраивают. IQ КАК «ТАБЛЕТКА ОТ ВСЕГО» JQ или «коэффициент интеллекта» с легкой руки английского исследователя Айзенка стал не просто научным понятием, но влиятельным фактором общественной жизни. Его замеряют всюду: в шко- I/ специальных способностях ле, на вступительных экзаменах в университеты и во время интервью при приеме на работу. IQ, возник не на пустом месте и стал практическим инструментом для проведения в жизнь теории психолога Чарльза Спирмена, который еще в начале XX века приступил к измерению некоего общего, «general» g-фактора, объясняющего все наши успехи, чего бы они ни касались. Эта гипотеза близка народной присказке, всем известной: «Талантливый человек талантлив во всем»... G-фактор, измерением которого как раз и занимаются тесты на IQ, восходит к интеллектуальным свойствам, благодаря которым человечество выжило, иными словами, речь идет об умении подмечать в предметах и явлениях повторяющиеся свойства и отношения и формировать на этом основании определенные ожидания. То есть, люди и животные, для которых прошлый опыт служит уроком на будущее, обладают более весомым g-фактором, чем те, кто никак не возьмет в толк, что и сегодня банан следует сбивать той же палкой, что и вчера. Если однажды в древности кто-то заметил, что гром и молния неразрывно связаны, то в следующий раз, когда грянет гром, он уже не будет вставать под дерево, потому что может ударить молния и испепелить его. Если ребенок, обучаясь родному языку, однажды понял, что «мой» означает «принадлежащий мне», то он с легкостью распространит это понятие на все без различий, что он полагает своим: сразу же появятся «моя мама», «мой брат», «мои игрушки», «мои сны». G-фактор дает нам возможность мыслить в некоторой степени абстрактно, или лучше сказать, «аналогово», находить в предметах и явлениях сходства и подобия, и таким образом, не заниматься каждый раз «открытием Америки», а однажды расшифрованное и понятое адекватно использовать в аналогичных ситуациях. Наиболее удачное название психологического свойства, основанного на g-факторе — обучаемость: человек, обладающий g-фактором в большой степени, быстро и эффективно усваивает алгоритмы, которым подчиняются те или иные процессы и явления, и умеет этими алгоритмами пользоваться. Американские психологи во главе с профессором Стэндфордского университета Льюисом Терманом усовершенствовали способы измерения g-фактора и назвали его IQ, коэффициентом интеллекта (эта работа опубликована в 1916 году). Тер-ман несколько упростил спирменовские измерения интеллекта, сделал их более практичными и понятными — теперь их использовали в работе с солдатами, отправляющимися на Первую мировую войну. Через некоторое время английский психолог Ханс Айзенк продолжил «шлифовку» теста Термана, чтобы помочь в отборе английских волонтеров, направляющихся в Африку: многие из них бежали обрат- \у специальных способн но домой буквально через месяц, потому что не могли приспособиться к новым условиям. Нужно было заранее знать, кто сможет осознать иные жизненные реалии и вписаться в них, а кто не сможет. Эту задачу Айзенк блестяще решил, предложив серию заданий, которые сейчас называют «paper and pencil», то есть для выполнения которых кроме карандаша и бумаги ничего не нужно. В этой серии путем фиксации сходств и различий между пространственными фигурами, цепочками буквенных знаков, цифр или слов, надо было вывести закономерности, которые превращают эти серии в своеобразные системы, от простейших рядов чисел: 3,5,7 и далее продолжайте до гораздо более сложно связанных элементов. Оказалось, что те, кто усваивают алгоритмы, заключенные в заданиях на IQ, и могут работать с искусственно созданными в них системами, не только лучше умеют приспосабливаться к новым обстоятельствам, но и гораздо лучше учатся вообще: учатся в школе, учатся в университете, учатся на профессиональных курсах и т.д. Люди, обладающие высоким IQ, можно сказать, получили выигрышный билет, гарантирующий жизненный успех — наконец-то психология стала наукой, выводы которой необходимы не только психологам! Открытие IQ, сделало психологию экспериментальной и серьезной наукой в глазах общества, поскольку она помогла решать важные и насущные задачи. Увлечение IQ стало модой во многих странах, особенно в США. Где как не в Америке, стране эмигрантов, нужны были практики, люди, обладающие хорошей умственной «хваткой», умеющие быстро ориентироваться в разных условиях и приобретать новые навыки. Как соблазнительно было объявить, что теперь мы не дадим пропасть в безвестности будущим гениям и уже в школе сможем распознать «собственных Платонов и быстрых разумом Невтонов»? Отпраздновать победу психологии над общественным скептицизмом решил сам автор метода Льюис Терман: он посвятил свою научную жизнь исследованию Щи доказательству его всесилия. Ирония заключалась в том, что Терману удалось доказать едва ли не обратное тому, что он планировал в начале своего грандиозного эксперимента. Он собрал сведения о более чем тысяче школьников, имеющих высокий (свыше 140) и сверхвысокий (свыше 180 баллов) IQ и следил за ними на протяжении четверти века, пока им не исполнилось 45 лет. Желая приблизить победу, Терман выяснил IQ уже признанных крупных талантов, надеясь, что они-то и окажутся на весьма высоком уровне. Увы, здесь его ждали первые неудачи: будущий нобелевский лауреат Уильям Шокли, изобретатель транзистора, и другой лауреат по физике Луи Альварес вообще не смогли стать ' специальных способностях участниками эксперимента — их IQ не входил в число высоких! Второе разочарование состояло в том, что Щне давал прямо пропорциональной зависимости и не вписывался в правило: чем выше IQ, тем выше жизненный успех — когда Терман сравнил 26 «сверхвысоких» участников эксперимента с 26 «просто высокими», и те и другие оказались примерно на тех же ступенях социальной лестницы — все они были преуспевающими бизнесменами, уважаемыми политиками, известными врачами, но ни один из них не стал ни выдающимся поэтом, ни всенародно любимым актером, ни знаменитым изобретателем или ученым. Более того, в числе жизненных ценностей, чрезвычайно дорогих для «айкьюшников», оказалось совсем не то, чего ожидал Терман. Презрев радость творчества и отбросив профессиональные достижения, «айкьюшники» дружно отметили в качестве главных жизненных ценностей семью, друзей, гражданскую ответственность и общность с другими людьми — как раз то, чем истинные таланты готовы пожертвовать ради своих открытий и творческих подвигов.... Сам Льюис Терман, солидный ученый и исследователь, Председатель Американской Психологической Ассоциации, конечно же, ни в малейшей степени не мог погрешить против Истины, которой служил, и в докладе, посвященном своему многолетнему труду, он признал: «Дети с высоким IQ, превосходят остальных детей лишь по совокупности школьных баллов, по состоянию здоровья и социальной адаптивности; они также более устойчивы в моральном плане, как следует из тестов личностных особенностей»1. Никакого выдающегося творческого потенциала у этих детей не обнаружилось — не им было суждено стать витриной человеческого гения и не они завещали свой труд будущим поколениям для изучения и подражания. Участников термановского эксперимента в Америке ласково называли «the Termites», «термиты»; жизнь и судьба «термитов» была очередной научной демонстрацией житейской истины: «Не все то золото, что блестит» — наше сознание в очередной раз оказалось очень сложным «механизмом», разгадать который не удалось с помощью одного простого теста. При ближайшем рассмотрении оказалось также, что по части политкорректности IQ явно отстает от желаемых стандартов: как правило, высоким IQ обладают дети очень успешных родителей. Эти люди отгораживаются от своих соотечественников не только своим социальным статусом, но и высокими заборами: преуспевающие представители среднего класса живут совсем не там, где селится беднота — у них есть свои микрорайоны и пригороды, где они 1 Цит. по Winner, Е. (1996) Gifted children. NY, p.9. '%-у специальных способностях общаются только с себе подобными. По этому поводу американский психолог Х.Гарднер любит подшучивать: «Зачем нам измерять IQ, когда достаточно знать зип-код (почтовый индекс)?» Со вздохом разочарования научное сообщество вынуждено признать: «Во многих случаях общий интеллект не может обозначить ту границу, до которой будет простираться квалификация индивида, и многие исследователи поставили под сомнение само существование связи между g-фактором общего интеллекта и индивидуальными различиями в способностях»1. Однако с идеей IQ не спешат расставаться: уж очень соблазнительно, оставив человека всего на час наедине с карандашом и бумагой, узнать, что от него следует ожидать в будущем. Несмотря на сомнения научного сообщества в эффективности теста на IQ, его активное использование продолжается по сей день — ведь с его помощью, как правило, ищут вовсе не завтрашних Эйнштейнов, а клерков и менеджеров среднего звена — на этом уровне IQ. если и не панацея, то по крайней мере, удобный и достаточно надежный инструмент. Провал идеи IQ, а с ним и универсального g-фактора в качестве предсказателя всевозможных дарований, заставил ученых продолжить поиски. Пришлось обратить внимание и на то, что даже в тестах на IQ не все задания одинаково удаются одним и тем же испытуемым: иным легче иметь дело с пространственными объектами, картинками и рисунками, другие же предпочитают слова и буквы. Значит, так называемый «общий интеллект» не такой уж общий, если действует избирательно? И так называемые «общие способности» — удобная абстракция, за которой на самом деле кроются неравномерно развитые свойства ума и души, в одних случаях проявляющиеся блистательно, а в других совсем слабо. Исследователь детской одаренности, американский психолог Э.Винер спешит разочаровать поклонников g-фактора и идеи 1О_: «Те, кто обладает математическим талантом, с большой готовностью удерживают числовую, пространственную и визуальную информацию; те, у кого есть вербальные способности, хорошо запоминают слова. То есть, в противоположность мнениям многих, у одаренных детей нет просто блестящей памяти. Скорее, выдающаяся память, это своеобразная точка схождения между характером информации, которую нужно удержать, и талантом человека. Эксперты обладают выдающейся памятью специфически и только по отношению к информации, имеющей прямую связь с их сферой деятельности. 1 Ceci, S. Т. & Liker, J (1986) A day at the races: a study of IQ, expertise and cognitive complexity. Journal of Experimental Psychology: General, 115, p.259. Т;/ специальных способностях Например, десятилетние шахматные эксперты обладают потрясающей памятью на шахматные позиции, но уже в области чисел никакой выдающейся памяти у них нет». И заключает свои наблюдения неутешительным для многих выводом: «Высокие способности в одной области вовсе не означают высокие способности в другой»1. Идеи g-фактора, коэффициента интеллекта и общих способностей работают лишь в ограниченном пространстве, когда от человека требуется лишь усвоение готовых алгоритмов; там, где начинаются высокие способности, где маячат выдающиеся достижения и оригинальные открытия, там, где человеку дано оставить малый или большой след в истории, IQ, отступает. На главный вопрос, почему же один ловок как пантера, а другой силен как медведь, и почему химик Кекуле увидел во сне бензольное кольцо, а композитор Берлиоз услышал целую симфонию, теория IQ и g-фактора ответить не может. IQ + CREATIVITY =... Выдающиеся люди, как было давно замечено, очень быстро все усваивают. Чего бы стоила балерина Анна Павлова, если бы на изучение какого-нибудь «батмана» ей понадобились годы — тогда к «Умирающему лебедю» ей пришлось бы двигаться целую вечность... А если Ньютон никак не мог бы взять в толк таблицу умножения, то до своего знаменитого бинома он бы и за три жизни не добрался. Как бы выдающиеся люди ни ленились (если даже с ними и случается такое), но когда они берутся за дело, то дело кипит: как любят повторять исследователи одаренности, выдающиеся таланты «сразу читают слово, которое другие разбирают по складам». У выдающихся людей и память в своем деле выдающаяся, и такие же высокие темпы профессионального роста. Но история отмечает людей вовсе не за то, что они такие быстрые, ловкие и умелые, а за выдающиеся открытия, за новые идеи, за незаурядные создания ума, рук и фантазии. Не будучи в состоянии т»очно определить, какие качества нужны для усвоения материала, для того, чтобы стать вровень с уже имеющимися достижениями, а какие для того, чтобы эти достижения расширить, умножить и продвинуть дальше, психологи согласились в том, что качества эти принципиально различны. В подобном разграничении им помогли эксперименты на мозге, когда оказалось возможно зафиксировать его работу весьма наглядно, и с помощью при- ! Winner, E. (1996) Gifted children. NY, p.52-53. \Sy специальных способное!! боров получить соответствующую «картинку», где разные виды мозговой деятельности и выглядят тоже по-разному. Нейропсихолог Хельмут Петце провел один из таких экспериментов, где 76 испытуемых сначала выполняли просто интеллектуальные задания — они запоминали разного рода данные, сопоставляли их, строили графики, а затем им было предложено вообразить себя творцами и нарисовать картины, сочинить мелодии и стихи. Оказалось, что мозг в обоих типах заданий ведет себя по-разному и оставляет разные типы «рисунков»: в случае с творческими заданиями линии электроэнцефалограммы говорили о большей слаженности, большем взаимодействии между разными отделами мозга, как будто бы в процессе творчества им чаще приходилось обмениваться информацией и «прислушиваться» друг к другу. Этот и множество подобных экспериментов еще больше убедили научное сообщество в неоднородности, психологическом несходстве между усвоением, обучением и овладением знаниями, с одной стороны, и сочинением, созиданием и творчеством, с другой стороны. Те умственные операции, которые контролировал тест IQ, были похожи на психологический фундамент, инструмент, с помощью которого человек осваивает уже имеющиеся знания, а не выходит за их пределы. Таинственная способность ума и души не воспроизводить старое, а рождать новое получила название «creativity», что в переводе на русский язык звучало бы как «творческость», но по причине неудобства было заменено калькой с английского и звучит теперь как креативность. Желая лучше понять креативность, американцы Торренс и Торндайк создали соответствующие тесты, где главный упор был сделан на количество и оригинальность умственных продуктов. Креативные личности были способны фонтанировать идеями, предлагая десятки способов использования кирпичей, иголок, газет, мячей и прочих невинных предметов весьма непривычным образом: чем больше по количеству и чем более странные способы использования предметов предлагал испытуемый, тем больше баллов он получал за свою креативность. Если газета была не просто объектом для чтения, но еще и шапочкой, журавликом, корабликом и оберткой для селедки, то испытуемому было на что надеяться. А если кирпич ложился в стену кирпичом и не хотел быть ни подносом, ни забивалом для гвоздей, ни сигналом остановки, лежащим поперек дороги, испытуемый имел все поводы разочароваться в своих творческих возможностях. Тесты на креативность проверяли некую творческую инициати-ву, но что было делать, если ни кирпич, ни газета не могли подействовать на испытуемого вдохновляющим образом, а он хотел бы поэкспе- \J/ специальных способностях риментировать с древними письменами, с образцами почвы или с живыми лягушками? Ответы на подобные вопросы не были предусмотрены создателями тестов на креативность. Их принципиальная общность с тестами на IQ состояла в крайней неспецифичности: Торренса и Торндайка, равно как и Термана с Айзенком, испытуемые могли с полным основанием замучить вопросом: «Кем быть?» В чем именно я окажусь сильнее других, если у меня такой высокий интеллект и такие большие творческие возможности? Быть ли мне поэтом, юристом, артистом или атлетом? На все эти вопросы психологи могли бы ответить лишь ободряющим молчанием и пожатием плеч. А ведь общество хотело бы иметь ответы именно на эти вопросы, и как можно раньше, желательно в детстве или хотя бы в подростковом возрасте. К семидесятым годам XX столетия стало ясно, что практическая психология и психодиагностика сами не могут справиться с указанием светлого будущего для каждого, что их рекомендации весьма расплывчаты и неточны, что полученные результаты часто связаны с происхождением, воспитанием и опытом человека. Против тестов на креативность и тестов на интеллектуальный коэффициент говорило и то, что они начали превращаться в подобие учебного предмета: те, кто хотел получить в этих тестах баллы повыше, при соответствующем усердии и тренировке достигали желаемого. Для прояснения ситуации научное сообщество решило, как и положено в подобных случаях, обратиться к теории: надо было, наконец, разобраться в терминах и понятиях, сформированных психологической наукой в области индивидуальных различий в умственной деятельности. Наиболее распространенный термин — «способности», по-английски «abilities»; принято думать, что они связаны прежде всего со скоростью и качеством усвоения информации. К ним примыкает непереводимый советский термин «задатки», политкорректно обозначающий нечто, на основе чего впоследствии формируются или не формируются способности — в зависимости от обстоятельств и поведения наделенного задатками индивида. Есть также термин «одаренность», по-английски «giftedness» с производным «gifted» — одаренный: это весьма расхожий термин, которым с удовольствием обозначают выдающихся детей, требующих к себе повышенного внимания и особых образовательных подходов — в этом слове заключено нечто многообещающее и устремленное в будущее. Имеется также слово «талант» — термин собирательный, обозначающий факт значительного превосходства в возможностях и результатах деятельности над простыми смертными. Этот термин на всех языках, включая русский, звучит одинаково (английский вариант — «talent») и содержит в себе
Ь iiiiTi специальных способностях нечто возвышенное, масштабное и монолитное. Остается еще «интеллект», с коэффициентом или без, обозначающий склонность к умственному манипулированию, к сопоставлению, сравнению, вычленению, объединению, а также к умению обнаружить решающее звено в цепи, сущностный фактор, нерв и зерно во всем — как сказали бы по-английски, «the Heart of the Matter» — суть дела. В одном ряду с универсальным понятием «интеллект» стоит русское слово «ум», которое психолог Сергей Рубинштейн обозначил просто и коротко: «Ум — это умение видеть существенное». И, наконец, самый новый и таинственный термин, «creativity», креативность, творческий потенциал, продуктивная способность, склонность к инновации, к изобретательству, к созиданию. Всего пять основных понятий — способности, одаренность, талант плюс интеллект и креативность. Сумма этих свойств определяет жизненный успех. Чем всего этого больше, как в отдельности, так и вместе, тем больше поводов для оптимизма по поводу своих перспектив имеет каждый из нас. УСВОЕНИЕ, ПРИЛЕЖАНИЕ И ТВОРЧЕСТВО Среди всех принятых терминов наиболее значим «талант», поскольку все прочие составляют своего рода предпосылки выдающегося успеха, необходимые ступени к нему, в то время как талант — это уже почти результат: сказать «поэтический талант» — можно смело подразумевать если не Пушкина, то хотя бы Твардовского; сказать «талант врача» — можно вспомнить если не Гиппократа или Пара-цельса, авторов новой философии лечения, то хотя бы Святослава Федорова, создателя микрохирургии глаза. Отсюда понятно стремление психологов раскрыть сущность таланта и огорчение, которые испытывают психологи из-за его неуловимости и неясности его составляющих. «По сравнению с понятием способностей, которые часто определяют как «скорость в обучении и приобретении компетентности в данной области», - пишет польский психолог Мария Мантуржевска, - талант известен как специфическое свойство личности, обозначающее, прежде всего, неустанные усилия для достижения наилучшего результата, намного превосходящего средние показатели. В течение двух тысячелетий европейские мыслители бьются над проблемой таланта, его природой и структурой, его происхождением и развитием, со времен Платона и Аристотеля до современных психологов, таких как Стенберг, Чикенсмихали, Гарднер, Геллер и специальных спосооностях другие. И, несмотря на их усилия, проблема таланта далека от разрешения: несмотря на лавину публикаций и конференций, само понятие таланта не проясняется. Уже вошло в привычку заменять его такими понятиями как «дарование» или «выдающиеся способности», но исследователи и современные психологи почти не в состоянии объяснить, в каких же отношениях между собой находятся эти три понятия — потому и используются они на правах синонимов, что, как представляется, отнюдь не соответствует действительности»1. Это высказывание можно трактовать и как хорошую новость и как плохую одновременно. Плоха эта новость по понятной причине: два тысячелетия усилий и размышлений и далекий от однозначности результат — сущность основного понятия остается нераспознанной. Хороша же она потому, что проливает свет на важное различие между способностями как психологическим свойством усваивающего, «впитывающего» характера, и талантом как психологическим свойством творческого и созидающего характера. Психологическое содержание способностей и таланта больше не отождествляется: это ли не победа? Разве не ради нее во многом потрудились и создатели теории «коэффициента интеллекта» и создатели теории креативности? Совместными усилиями они сообщили человечеству, что понять, усвоить, узнать и научиться — это действия, требующие овладения определенными алгоритмами, и облегчает эти действия не что иное как интеллект. Интеллект — свойство не однозначное, и существуют разные его виды: одни легко овладевают, например, математической информацией, а другие — художественно-пластической. В этом случае говорят, что человек обладает математическими способностями, то есть особой склонностью к овладению числовыми, пространственными и иными формализованными операциями; в другом же случае скажут, что человек обладает художественными способностями, то есть особой склонностью к овладению визуально-образными операциями. Если интеллект — это мыслительный инструмент, то способности — это мыслительный инструмент, обращенный на определенную область деятельности, проявленный именно в ней. Способности и интеллект, по-существу, синонимы: и то и другое специфично, не существует способностей вообще или интеллекта вообще; и способности и интеллект позволяют человеку с особым успехом осуществлять ана-литико-синтетические операции на том или ином материале, чувст-
1 Manturzewska, M.(1994) Les facteurs psychologiques dans le devejoppement musical et специальных способностях вуя себя в нем как рыба в воде. Без способностей и интеллекта невозможно совершить рывок в своем деле, оставив след в истории: человек, лишенный способностей, не усвоит сделанное предшественниками, не сможет говорить на языке той области деятельности, в которой он хотел бы отличиться. Однако счастливый обладатель способностей не может продвинуться дальше, чем подражание и усвоение уже известного: многочисленные эпигоны в искусстве — люди бесспорно способные, но для самостоятельного творчества их способностей мало. Чтобы совершить нечто значительное, нужен талант — самое таинственное понятие психологии одаренности, природу которого стремятся разгадать многие поколения ученых. Талант связан с творческим воображением, с фантазией и потребностью изобретать, которые психологи называют креативностью, выступающей в роли своеобразного мотора таланта, его психологического центра. Способности и креативность составляют основу таланта, они — главные компоненты его структуры; иными словами, талант предполагает, что человек одарен одновременно и способностями и креативностью. Талантом можно назвать интегратив-ное свойство, благодаря которому совершаются все великие деяния; способности или специфический интеллект составят одну сторону или составную часть таланта, а креативность — другую. Одаренностью часто называют то же самое, что и талант: наивысшую творческую потенцию к выполнению определенной деятельности. Одаренность и талант — синонимы. Такая двухкомпонентная структура таланта, опирающаяся на способности и креативность, устраивает многих исследователей. В частности, Зиглер и Котовский признают, что первую часть предложенной схемы можно назвать «обучающее-семейной» по той причине, что на процесс обучения и функционирования способностей на практике большое влияние оказывает семья, а вторую, творческую часть удобно назвать «креативно-продуктивной» и обозначающей уже не учащихся, а взрослых, готовых к тому, чтобы внести незаурядный вклад в ту или иную область деятельности. Наиболее обнадеживающим для общей схемы выглядит заключение авторов: «Результаты большого числа эмпирических исследований свидетельствуют о слабой корреляции между этими двумя типами дарований»1. То есть опять возникает утверждение об одаренности или таланте, с одной стороны, и способностях, с другой стороны, как о психологи- I 1 Цит. по Manturzewska, M. (1994)Les facteurs psychologiques dans le developpement musical et revolution des musiciens professionnels. Dans: Psychologie de la musique, ed. A.Zenatti, p.261. специальных способностях ческих «параллельных прямых». Вопрос о специфической принадлежности способностей и таланта, то есть о том, «какой именно талант, куда он ведет и в чем проявляется?» пока остается открытым: схема и структура тем и хороши, что ко всему подходят и все объясняют — идет ли речь о таланте заслуженного работника милиции или о таланте народного артиста. Мария Мантуржевская, как и многие ее коллеги, подчеркивает в своих рассуждениях момент добровольных усилий. Достать луну с неба (а именно таковы устремления таланта, часто выходящие за грань допустимого), можно только в том случае, если заболеть этой безумной идеей и приближать ее осуществление с маниакальным постоянством. Без такой необычайно высокой мотивации или устремленности к цели ни в одном трудном деле ничего не добьешься. Так что двух компонентов, уже вошедших в структуру таланта, как будто не хватает. Для полноты картины нужен третий, мотивационный компонент — он играет роль эмоционального топлива, сжигая которое человек движется к своей цели. Не случайно творческую мотивацию психологи любят называть словом «drive», что в буквальном переводе означает «порыв, движение». Одними из первых на ведущую роль мотивации обратили внимание российские исследователи психологии творчества во главе с Я.Пономаревым. Они обнаружили, что при решении достаточно сложной, но доступной для большинства задачи, выигрывают не самые умные и не самые интеллектуальные, а те, кто в состоянии зажечься проблемой, считать ее успешное решение делом чести и всерьез отчаиваться, если ответ не найден. А тот, кто слишком хорошо знает, что его персональное благополучие и задача, над которой он бьется, безумно далеки друг от друга, обычно бросает решение на полпути и нисколько не печалится, если ничего не вышло. Оказывается, успех и мотивация связаны очень тесно — без упорного желания «вытащить рыбку из пруда» необходимое количество «труда» ниоткуда не возьмется. Подытожить размышления психологов конца XX века о таланте взялся американец Дин Симонтон, знаток математики, статистики и исследователь одаренности. Он поспешил разочаровать всех, кто надеялся найти ответ в одном месте, то ли поблизости от IQ, то ли неподалеку от креативности. Талант был сразу объявлен свойством сложным и многокомпонентным, подразумевающим и особые свойства мышления (здесь автор делает реверанс в сторону IQ), и особый стиль деятельности (здесь он имеет в виду связь с креативностью, то есть с постоянным продуцированием новых идей), и, на- специальных способностях конец, в структуру таланта попадает целый пучок личностных качеств неинтеллектуального происхождения: мотивы и потребности, особенности и склонности души, а также интересы и ценности. Для удобства всю эту пеструю смесь психологических свойств и качеств можно разделить на три части: интеллектуальную составляющую, близкую способностям и IQ, творческую составляющую, близкую креативности, и эмоциональную составляющую, ключом к которой является мотивация. Чтобы научная общественность не запрашивала с него слишком много, Симонтон всех отрезвил: «То, что действительно важно, это вопрос о существовании некой врожденной структуры, вызывающей исключительные достижения, а вовсе не бесспорное понимание происхождения этой структуры или механизмов ее работы. Я имею в виду, что талант гораздо более сложен, чем принято думать. Работая с упрощенными представлениями о таланте, исследователи пользуются ложными методами, неспособными уловить всю сущность таланта. Моя же цель состоит в том, чтобы построить более сложную, но и более истинную его модель»1. МУЛЬТИПЛИКАТИВНАЯ МОДЕЛЬ ТАЛАНТА Модель — всего лишь ученое слово, которым можно назвать всякую сложившуюся структуру любого объекта или явления. До Си-монтона такая модель тоже была, и знаменем ее может быть заявление советского психолога Бориса Теплова, исследователя способностей и одаренности, который утверждал что один по-одному талантлив как пианист, а другой — по-другому. Иными словами, у каждого таланта могут быть свои сильные и слабые стороны: если пианист А лиричен, утончен и чувствителен, но при этом не может сыграть трех октав подряд не промахнувшись, а пианист В громоподобен, виртуозен и ловок, но не способен никого тронуть своей игрой, то они как пианисты одарены по-разному. Хоть пример и не бесспорен, из него следует, что пианист А и пианист В сами решают, могут ли они мириться со своими дефектами или им стоит поискать другую профессию. Если пианист А подумает, что публика повздыхает и обойдется без виртуозного блеска, а пианист В согласится с тем, что глубокая музыкальность мастерам быстрой и громкой игры не очень-то и нужна, они оба окажутся приверженцами так называемой «аддитивной модели» 1 Simonton, D. (1999). Talent and its development: An emergenic and epigenetic model. Psychological Review, 106, 3, p.437-438. Щу специальных способностях таланта (от английского «add» — складывать). Это означает, что не только от перемены мест слагаемых, но и от выпадения некоторых из них сумма, в сущности, не меняется: присутствие одних компонентов таланта так или иначе извиняет, заменяет и смягчает отсутствие других: «перекосившиеся» таланты — тоже таланты. Дин Симонтон предлагает другую модель, более беспощадную к претендентам на это высокое звание. Если, например, талантливый пилот прекрасно разбирается в приборах, имеет отличное здоровье и вестибулярный аппарат, прекрасно ориентируется в пространстве вообще и в воздушном пространстве в частности, но обладает всего лишь замедленной реакцией, то этот единственный недостаток может зачеркнуть все его прекрасные качества: в случае экстремальной ситуации, от которой в небе никто не застрахован, отсутствие всего лишь одного из компонентов таланта — быстрой реакции — может стать фатальным. Такая модель таланта называется мультипликативной (от слова «multiply», умножать), и означает она, что если хотя бы один необходимый компонент таланта равен нулю, то при умножении на него все прочие достоинства неизбежно рассыпаются в прах и утрачивают какую-либо ценность — вся структура таланта обращается в ноль, не оставляя никакой надежды. Особенно болезненна мультипликативная модель, когда компоненты таланта независимы друг от друга и не коррелируют между собой — ведь именно так чаще всего и бывает: у балерины могут быть прекрасные физические данные, но плохие музыкальные способности и слабое чувство ритма. Такая балерина танцевать не сможет, и выдающиеся спортивные качества отсутствующую музыкальность не способны ни заменить, ни смягчить, ни компенсировать. Мало этого, балерине еще нужны хорошие артистические способности и чувство сцены: трудно предположить, что у одной и той же девушки может сразу обнаружиться столько выдающихся качеств — и прекрасные, чуть ли не на уровне гимнастки выносливость и гибкость, и незаурядная, едва ли не на уровне средней пианистки, музыкальность, и артистическая «общительность». А если еще вспомнить о том, что каждое из названных качеств тоже не однородно и содержит собственный набор компонентов (например, физические данные балерины должны в себя включать выносливость, ловкость, гибкость, выворотность стопы, автономность ног и рук плюс сильный вестибулярный аппарат для многочисленных вращений, а также особую сухопарость и стройность), то становится ясно, что хорошей балериной может стать лишь одна из многих и многих тысяч. С помощью вероятностных вычислений при двух необходимых специальных способностях компонентах таланта (а в действительности их гораздо больше), Си-монтон пришел к весьма жестким выводам: «Почти наверняка половина детей окажется в самой низкой группе, большинство людей не обнаружат никаких видимых талантов. При этом менее 0,5% смогут продемонстрировать высочайший потенциал одаренности. Очевидно, что в отличие от равномерной кривой двух участвующих компонентов, их мультипликативная комбинация будет сильно сужена: высочайшие уровни таланта будет столь же экстремальны, сколь они редкостны»1. Однако при ближайшем рассмотрении выводы Си-монтона вовсе не смертельны. Пусть большинство людей не обладают талантом, но ведь даже в творческих профессиях, наиболее строгих к природной одаренности, приходится слышать мнение, что любое творчество нуждается не только в гениях, но и просто в способных людях. Талант — это сверхвысокий уровень дарования, и для успеха в профессии он не является необходимым. Несмотря на то, что талант многосоставен, и каждую его составляющую можно представить как совокупность более мелких компонентов, и ни один из них не может быть равен нулю, все-таки не все они одинаково важны. Психологи заметили, что существует так называемая «корневая способность» или по-английски «core ability». Психологи Э.Винер и Г.Мартино утверждают, что из всего набора качеств, необходимых художнику, наиболее существенна видео-моторная координация, которая позволяет переводить трехмерные видимые объекты в двухмерное изображение на холсте или листе бумаги. Чувство цвета, чувство композиции и прочие атрибуты художественной одаренности уже менее важны. В музыке же такой корневой способностью они считают «чувствительность к музыкальным структурам: тональности, гармонии и ритму». Это, по их мнению, ведущая способность, отправная точка, без которой нет музыканта: прочие же качества — музыкальное воображение, музыкальная память и многие другие свойства будут уже в некотором смысле производными. Иными словами, отсутствие связи между компонентами таланта, полное отсутствие корреляции между ними — это чистая теория (примерно также в физике есть понятие вакуума, но полный физический вакуум живет лишь в воображении ученых). В действительности же в структуре таланта присутствуют очень существенные компоненты, на которые как будто равняются, оглядываются прочие его составляющие, и компоненты менее существенные. В таком виде модель таланта становится более природной, 1 Simonton, D. (1999). Talent and its development: An emergenic and epigenetic model. Psychological Review, 106, 3, p.442. специальных способностях более сообразной с идеей живого, приобретая гибкость и вариативность: некоторые компоненты должны присутствовать на все 100%, зато для других останется вполне удовлетворительной и весьма скромная степень присутствия, не равная нулю. Наименее автономна в структуре таланта его эмоциональная со I жизнь как таковая: композитор Балакирев, обладатель выдающегося »1 педагогического дарования и просто изрядного композиторского I дара, признавался: «Мне нужна абсолютная свобода и отсутствие всяких забот, чтобы писать путно». Вероятно, Аполлон требовал Балакирева «к священной жертве» не слишком громко, и голос божества часто тонул в море других призывов, претензий и воззваний. Не таков был более крупный талант и современник Балакирева композитор Римский-Корсаков. Его друзья справедливо поражались совершенству творческого внимания, которое было необходимо, чтобы одновременно со всеми его педагогическими, дирижерскими, административными и прочими обязанностями выполнять основное дело жизни — композиторскую работу. Итак, модель таланта Дина Симонтона подразумевает многосос-тавность таланта, причем многосоставность расширяющуюся, когда каждый компонент обладает способностью к дальнейшему членению — так всякое вещество состоит из кристаллов и молекул, незаметных простому глазу, но под микроскопом демонстрирующих богатую внутреннюю жизнь. Модель таланта мультипликативна и не допускает полных провалов в каком-либо из необходимых свойств — неисправность малейшей гайки или узла способна вывести из строя сложнейшую машину. Модель таланта при статистическом анализе является источником неполиткорректной истины: выдающихся талантов до обидного мало, неизбежно должны быть люди, которых природа обделила талантами (при этом, кстати, они могут быть добры как мать Тереза и сильны как Геракл), и большая часть людей ни к тем ни к другим не принадлежит, формируя «золотую середину». Наиболее же спорным кажется утверждение Симонтона о полном отсутствии зависимости между компонентами, что в математической модели является неизбежным допущением. В действительности взаимозависимость компо- специальных способностях нентов и их неравный вес в структуре таланта смягчают строгую математическую модель, и позволяет принять ее лишь для первичного упорядочения хаоса и ощущения почвы под ногами. NATURE VS NURTURE: ОТ БОГА ИЛИ ПЕДАГОГА? Среди проблем, относящихся к психологии способностей и таланта, на острие общественного внимания находится их происхождение. В англо-американском научном обиходе этот вопрос формулируется как nature (природа) vs (versus — против) nurture (воспитания, «взращивания»). В наиболее откровенном варианте он звучит достаточно провокационно: «Можно ли стать Моцартом, если очень захотеть?» Иными словами, возможно ли создать, «сделать» с помощью тренировки, обучения и воспитания все эти IQ, креативности и прочие одаренности и таланты? А может быть, это своего рода фатум, и дары интеллекта преподносятся судьбой в виде подарка одним членам общества, обделяя при этом других? На сей счет никогда не было единого мнения: борьба предрассудков и страстей, желание польстить общественному самолюбию и при этом сохранить истину сплелись в самый причудливый клубок противоречивых суждений. Вплоть до XIX столетия в согласии со средневековой традицией ремесленничества и уважения к Гильдиям достижения человека приписывали его величеству Труду. Почитатели таланта Себастьяна Баха слышали от него расхожее в то время мнение: «Мне пришлось очень прилежно заниматься: кто будет столь же усерден, достигнет того же». Почему-то столь же прилежных музыкантов так и не нашлось до сегодняшнего дня, и «трудолюбивый» Бах до сих пор возвышается одинокой вершиной над всеми современниками и потомками... В конце романтического XIX века с его преклонением перед тайной гения верх взяли воззрения Франсиса Гальтона, который, изучая антропологию и генеалогию, углубляясь в родословные замечательных людей, утверждал, что именно наследственность вызывает неравенство способностей и проистекающих из них достижений. В своих трудах он сочетал несочетаемое: тончайшую материю человеческой психики и инструменты математической статистики, чтобы с ее помощью находить средние величины одаренности и гениальности среди тех или иных рас, народностей и социальных групп. «Статистика — это единственный инструмент, который прорезает ужасающую толщу проблем, сквозь которые лежит путь на- специальных способностях учного познания»1, — писал Гальтон. Гальтон пытался предсказывать вероятность появления крупных талантов; не думая обидеть никого в отдельности, он тем не менее заявил, что среди некоторых общностей людей и даже среди некоторых рас появление гениев менее вероятно, чем среди других, и винить в этом следует не плохих учителей или неблагоприятные социальные условия, а Мать-природу, которая в течение сотен поколений, передающих по наследству благородные признаки, создала «голубую кровь». В современную демократическую эпоху невозможно читать такие суждения без содрогания, однако воззрения Франсиса Гальтона не были отвергнуты и обсуждались научным сообществом со всей серьезностью. В XX веке с увеличением народонаселения и распространением СМИ, знаменитостей стало много больше, чем раньше. Биографии выдающихся людей прошлого и настоящего, условия их становления стали широко известны: появилась так называемая «народная психология» или по-английски «folk psychology», которая наравне с наукой, а может быть, и прежде нее, стала формировать общественное мнение. Примером «народной психологии» могло бы быть суждение всемирно известного тренера по художественной гимнастике Ирины Винер. Любопытствующая журналистка как-то обратила к ней вопрос, в котором слышался робкий упрек: «Ирина Александровна, -сказала журналистка, - хоть я гимнастику очень люблю, но все равно не могу понять: как в принципе можно выделывать такие безумные выкрутасы руками и ногами?» На что Ирина Винер, нимало не смутившись, ответила: «Нужно спрашивать не как, а кому. Тому, кто от природы получил дар — гибкость и хорошую растяжку. И однажды попал к тренеру, у которого в свою очередь дар — умение все это грамотно использовать, а перед тем увидеть и распознать». Вместо ба-ховского усердия и прилежания в виде объяснения выдающихся достижений предлагаются сплошные дары и дарования — дар ученика и дар педагога. Общественное мнение в своем большинстве склоняется к тому же. Сегодня образование из привилегии богатых стало общедоступным, и благодаря относительному равенству условий неравенство достижений людей, по-прежнему весьма существенное, вызывает законный вопрос: «Почему же теперь, когда доступ к личностному развитию в некоторых странах стал едва ли не всеобщим, количество талантов застряло все на тех же долях процента, что и раньше?» Подобные сомнения демократическая общественная мысль не мог- 1 Цит. по Pearson,K. (1914) The Life, Letters and Labours of Francis Galton. London,, p.27. Tt-7 специальных способностях ла оставить без внимания: усилия и рвение людей, их стремление «съесть курицу славы» нужно было всемерно стимулировать — американская мечта, которая побуждала каждого претендовать чуть ли не на президентское кресло, нуждалась в постоянной подпитке. К концу XX века ученые-психологи откликнулись на общественный запрос теорией «deliberate practice», «целенаправленных занятий» А.Эрикссона (Государственный университет Флориды), Дж.Слободы (Университет Киля) и М.Хау (Эссекский университет). Первый из них — американец шведского происхождения, двое других — представители первой в мире английской демократии. Понятия «способности, одаренность и талант» они объявили «культурным мифом», а тем, кто хочет поймать Жар-птицу в какой-либо сфере человеческой деятельности, посоветовали соблюдать всего несколько условий. Заниматься больше, заниматься чаще, заниматься усерднее — это во-первых. Отсчитывать свои усилия едва ли не с пеленок, а родителям эти усилия всячески поддерживать и подкреплять — это, во-вторых. Найти педагога высочайшей квалификации и не менее десяти лет грызть гранит науки, искусства или спорта под его руководством — это в-третьих. Рецепт успеха готов: соблюдение всех трех условий приведет каждого к международному признанию. Аргументы поборников демократии поначалу опирались на вполне очевидные факты: еще никому не удавалось ничего добиться, валяясь на диване, что безусловно верно. Кроме того, все без исключения, проявляя большое терпение и волю к победе, добиваются очень многого (по сравнению с тем, что они могли раньше — забыли сказать ученые). И это бесспорно. Большим искушением для демократов от науки является утверждение, что аналогичный уровень прогресса в деятельности достигается всеми за аналогичное время. Чтобы доказать свою правоту, они вторгаются в самые трудоемкие области деятельности — музыкальное исполнительство и спорт, но этот аргумент вызывает неприятный для них вопрос: а как же, например, музыкальные вундеркинды, которые добиваются гигантского прогресса за ничтожно малое количество лет, настолько малое, что некоторые из них с 7-8 лет уже концертируют? Дирижер Зубин Мета, говоря о юной скрипачке Саре Чанг, сказал даже, что зрелость ее исполнения столь велика, что она наверняка научилась музыке еще в прошлой жизни (человеку индийского происхождения, а именно таков Зубин Мета, подобная мысль должна была явиться в первую очередь). Ту специальных способностях Ч НЕ ПУТАЙТЕ НАУКУ С ПОЛИТИКОЙ! Психологи-«демократы» использовали естественное условие психологической науки, которая при сборе сведений вынуждена довольствоваться ограниченным набором данных, распространяя полученные выводы на гораздо большее «человекопространство». Статистика, на то она и математическая наука, помогает избежать ложного расширения выводов, но и она не всесильна: все зависит от того, какую группу людей взяли для наблюдения и тестирования и насколько она репрезентативна, то есть в какой степени полученные на основе этой группы выводы подходят для других людей и для других условий. Слишком велико искушение некоторую совокупность случаев выдать за всеобщий порядок вещей, игнорируя при этом другую совокупность случаев, объявленному порядку не соответствующих. Так, например, известный музыкальный психолог Джейн Дэвидсон всех родителей успешных впоследствии музыкантов торопится объявить их друзьями и союзниками с младых ногтей. Если бы великий джазовый музыкант Сидней Бише узнал об этом, он бы очень удивился. Его добропорядочные родители, которые мечтали для своего сына о чем-нибудь более вещественном и надежном, нежели музыка, прятали от него кларнет, который он, обнаружив в груде хлама, вынужден был снова перепрятывать. Мать Шумана, вдова издателя и литературного переводчика, с трудом смирилась с выбором сына стать музыкантом, а оперный реформатор Глюк скитался по Богемии и Италии, вынужденный уйти из дома отца-лесника. Вот такие шипы вместо роз преподносила судьба даже великим гениям! Всемерная поддержка, которую оказывали родители начинающим музыкантам, при встрече с фактами обернулась очередным мифом. Но, может быть, поддержка и наблюдение педагога как условие успеха лучше выдерживают критику? Увы. Слишком многие музыканты взбирались на Парнас вполне самостоятельно: Берлиоз и Глинка, Бородин и Мусоргский, не говоря уже о композиторах эстрадного жанра, таких как В;Соловьев-Седой в России и Э.Берлин в США, а также многие исполнители, например, пианисты Константин Игумнов и кумир XX века Святослав Рихтер прошли период раннего становления без всяких педагогов, а в ряде случаев обходились без них и позднее. Не говоря уже о том, что далеко не все музыкальные таланты, если даже и имели учителей, были ими довольны — слишком многие секреты профессии, как, например, И.Менухин или А.Рубинштейн, они открывали для себя сами. Так что утверждение «политкорректных психологов» о том, что выдающиеся ком- специальных способностях позиторы с детства купались в профессорской любви, более чем преувеличено. Руководство педагога, равно как и поддержка родителей, объявленные обязательными условиями успеха, таковыми вовсе не являются. Не лучше обстоит дело и с вечной дилеммой курицы и яйца. И здесь ахиллесовой пятой демократов от психологии становится их главный тезис — люди, добившиеся выдающихся успехов, выдающиеся трудоголики. Верно. Но почему? Оттого ли человек показывает выдающиеся результаты, что трудолюбив, или оттого он трудолюбив, что талантлив? Авторитетный американский психолог и знаток психологии одаренности Э.Виннер часто говорит о том, что одна из самых больших загадок таланта — это загадка сверхвысокой мотивации. Талант заставляет музыканта пробовать десятки вариантов звучания, математика исписывать горы страниц в поисках наилучшего доказательства, а художника совершенствовать композицию и цветовое решение уже написанной картины. Стремление к идеалу ведет за собой талант, откуда и рождается его гигантское трудолюбие. Тем более, что в демократическом обществе, где детей не принято принуждать к занятиям, нет никакой возможности добиться от среднего ребенка того же «драйва», той же преданности делу, которые без всяких понуканий выказывает талант. Мотивация и талант связаны столь интимной связью, что демократам от психологии не удается разорвать ее — время, потраченное на занятия, оказывается в прямой зависимости от силы и устойчивости мотивации, являющейся, в свою очередь, признанным компонентом таланта. Пока, несмотря на эпатаж, «группе Эрикссона, Слободы и Хау» не удается прорвать оборону традиционной психологии, признающей талант не культурным мифом, а психологической реальностью. Формула «чем больше время тренировок — тем выше результат» не работает даже в спорте — смотря кто тренируется, возражают специалисты в своих публикациях. Поддержка родителей далеко не всегда оказывается обязательной для будущего гения, а помощь педагога жизненно необходимой. Нападая на своих «демократических» оппонентов, Э.Виннер любит уколоть их явно предвзятым выбором примеров. Очень уж привязаны они к классической музыке и спорту... А как же наука, когда на одной и той же университетской скамье и у тех же профессоров учатся Нильс Бор и сельский учитель физики; или поп-и рок-музыка, где одни, играя в гараже на гитароподобных досках, вырываются в Beatles и Led Zeppelin, а другие не востребованы далее своего подъезда? Если же обратиться к опыту российских специальных музыкальных школ, то придется убедиться: при равной строгос- v/ специальных способностях ти педагогов и родителей, которые Церберами стоят над каждым учащимся, успехи учеников этих школ весьма и весьма неравны —- наряду с выдающимися солистами, такими как Гидон Кремер или Евгений Кисин, там учились средние оркестровые музыканты и рядовые препод
|