Полезное:
Как сделать разговор полезным и приятным
Как сделать объемную звезду своими руками
Как сделать то, что делать не хочется?
Как сделать погремушку
Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами
Как сделать идею коммерческой
Как сделать хорошую растяжку ног?
Как сделать наш разум здоровым?
Как сделать, чтобы люди обманывали меньше
Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили?
Как сделать лучше себе и другим людям
Как сделать свидание интересным?
Категории:
АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
КОММЕНТАРИИ 21 pageИвиш сделала над собой усилие и вежливо сказала: – Я не должна была вмешиваться и навязывать свое мнение... Матье пожал плечами. – Я только что порвал с Марсель. Ивиш подняла голову и бесцветным голосом произнесла: – Вы оставили ее, не дав ей денег? Матье улыбнулся. «Естественно, – подумал он. – Сделай я так, она бы теперь меня в этом упрекнула». – Нет. Я все уладил. – Вы нашли деньги? – Да. – Где же? Он не ответил. Она с беспокойством посмотрела на него. – Но вы не... – Да. Я их украл, если вы это имеете в виду. У Лолы. Я проник к ней в номер, когда ее там не было. Ивиш сощурилась, и Матье пояснил: – Я их ей верну. Это вынужденный заем, вот и все. У Ивиш был глупый вид, она медленно, как только что Марсель, повторила: – Вы обокрали Лолу. Ее проникновенный вид разозлил Матье. Он быстро сказал: – Да, знаете ли, это не шибко геройский поступок: нужно было всего лишь подняться по лестнице и открыть дверь. – Зачем вы это сделали? Матье коротко засмеялся. – Кабы я знал! Она резко выпрямилась, и лицо ее стало суровым и замкнутым, как в те минуты, когда она оборачивалась на улице, чтобы проследить глазами за красивой женщиной или молодым человеком. Но на сей раз она смотрела на Матье. Матье почувствовал, что краснеет. Из щепетильности он пояснил: – Я не собирался ее бросать. Я просто хотел дать ей денег вместо того, чтоб жениться на ней. – Понимаю, – кивнула Ивиш. Но она продолжала недоуменно смотреть на него. Он настаивал, отвернувшись: – Все вышло не очень‑то пристойно: она меня выгнала. Она все это плохо восприняла; не знаю, чего она ожидала. Ивиш не ответила, и Матье умолк, охваченный тревогой. Он подумал: «Не хочу, чтоб она меня вознаградила». – Вы красивы, – сказала Ивиш. Матье с унынием почувствовал, как в нем возрождается пронзительная любовь. Ему показалось, что он бросает Марсель вторично. Он ничего не сказал, только сел рядом с Ивиш и взял ее за руку. Она сказала ему: – У вас потрясающе одинокий вид. Матье стало стыдно. Наконец он проговорил: – Интересно, о чем вы думаете, Ивиш? Все это более чем прискорбно: я украл деньги в смятении, и сейчас меня мучает совесть. – Я прекрасно вижу, что вас мучает совесть, – улыбнулась Ивиш. – Думаю, что и меня бы она мучила: в первый раз всегда так. Матье сильно сжал маленькие неподатливые пальцы с острыми ноготками. Он сказал: – Вы ошибаетесь, я не... – Молчите, – остановила его Ивиш. Она решительно высвободила руку и отбросила назад волосы, открывая щеки и уши. Ей хватило нескольких быстрых движений, и, когда она опустила руки, ее лицо было оголено. – Вот так, – произнесла она. Матье подумал: «Она хочет отнять у меня все, вплоть до угрызений совести». Он протянул руку, привлек к себе Ивиш, и она этому не противилась; он услышал в себе живой и веселый мотивчик, о котором, казалось, давно забыл. Голова Ивиш переместилась на его плече, Ивиш ему широко улыбалась. Он улыбнулся ей в ответ и легко поцеловал в губы, потом посмотрел на нее, и мотивчик резко оборвался: «Но она же еще ребенок», и он почувствовал себя совершенно одиноким. – Ивиш, – тихо позвал он. Она с удивлением посмотрела на него. – Ивиш, я... я был неправ. Она нахмурила брови и, протестуя, мелко затрясла головой. Матье опустил руки и устало сказал: – Я не знаю, чего хочу от вас. Ивиш вздрогнула и быстро высвободилась. Ее глаза сверкнули, но она притушила блеск и приняла грустный и нежный вид. Только руки ее безумно двигались: они летали вокруг нее, хватались за голову, тянули за волосы. У Матье пересохло в горле, но он наблюдал этот гнев почти безразлично. Он думал: «Тут я тоже все испортил»; он был почти доволен: получалось как бы искупление. Он продолжил, ища взгляд, который она упорно прятала. – Не нужно было вас трогать. – Да это не имеет значения, – процедила она, покраснев от бешенства. Потом нараспев добавила: – У вас такой гордый вид, оттого что вы приняли решение, я уж подумала, что вы пришли за вознаграждением. Он нежно взял ее за руку немного выше локтя. Она не вырывалась. – Но я люблю вас, Ивиш. Ивиш напряглась. – Я не хотела бы, чтоб вы подумали... – начала она. – О чем? Но он догадывался. Он отпустил ее руку. – У меня... у меня нет к вам чувства, – сказала Ивиш. Матье не ответил. Он подумал: «Она берет реванш, и это правильно». Впрочем, скорее всего это было правдой: с какой стати ей любить его? Он больше ничего не желал, разве только долго молчать, сидя рядом с ней, и еще чтоб в конце концов она молча ушла. Тем не менее он спросил: – Вы вернетесь в будущем году? – Вернусь, – пообещала она. Ивиш ему почти нежно улыбалась, должно быть, она упивалась своей удовлетворенной гордыней. Это было то же лицо, которое она обратила к нему вчера, когда служительница из туалета перевязывала ей руку. Матье неуверенно смотрел на нее и чувствовал, как возрождается его желание. Это грустное и безропотное желание не было желанием пустоты. Он взял ее за руку, почувствовал ее свежую кожу и сказал: – Я вас... Но тут же остановился. В дверь звонили: сначала один звонок, потом два, потом непрерывный звон. Матье похолодел: «Марсель!» Ивиш побледнела, конечно, ей тоже пришла в голову эта мысль. Они переглянулись. – Нужно открыть, – прошептала она. – Думаю, да, – согласился Матье. Но не пошевелился. В дверь уже барабанили. Ивиш, вздрогнув, сказала: – Страшно подумать, что за дверью кто‑то есть. – Да. Хотите... Хотите пройти на кухню? Я закрою дверь, и вас никто не увидит. Ивиш посмотрела на него спокойно и властно. – Нет, я останусь. Матье пошел открывать и увидел в полумраке кривящееся, похожее на маску лицо: это была Лола. Она оттолкнула его, чтобы побыстрее войти. – Где Борис? – спросила она. – Я слышала его голос. Матье даже не успел закрыть дверь, он вошел в кабинет следом за ней. Лола с угрожающим видом подошла к Ивиш. – Вы мне сейчас же скажете, где Борис. Ивиш испуганно смотрела на нее. Впрочем, та, казалось, обращалась не к ней и вообще ни к кому. Матье даже не был уверен, видит ли Лола ее. Он встал между ними. – Его здесь нет. Лола обратила к нему искаженное заплаканное лицо. – Я слышала его голос. – Кроме кабинета, – сказал Матье, пытаясь поймать ее взгляд, – в квартире есть кухня и ванная. Можете обыскать все, если что‑то подозреваете. – Но тогда где же он? На ней было черное шелковое платье и сценический грим. Ее большие темные глаза словно застыли. – Он расстался с Ивиш приблизительно в три часа, – сказал Матье. – Мы не знаем, что он делал с тех пор. Лола засмеялась, не меняя позы, как слепая. Руки ее судорожно тискали маленькую сумочку из черного бархата, которая, казалось, содержала только один предмет, твердый и тяжелый. Матье увидел сумочку и испугался, следовало немедленно отослать Ивиш. – Ну что ж, если вы не знаете, что он делал, я могу вас просветить, – проговорила Лола. – Он поднялся ко мне в номер часов в семь, когда я вышла, открыл дверь, взломал замок сундучка и украл у меня пять тысяч франков. Матье не смел посмотреть на Ивиш, он ласково сказал ей, опустив глаза: – Будет лучше, если вы уйдете, мне нужно поговорить с Лолой. Могу ли я... могу ли я снова увидеть вас сегодня ночью? Лицо Ивиш исказилось. – Нет‑нет! – сказала она. – Я хочу вернуться к себе, мне нужно собрать чемоданы, и вообще я хочу спать. Я так хочу спать! Лола спросила: – Она уезжает? – Да, – ответил Матье. – Завтра утром. – Борис тоже уезжает? – Нет. Матье взял Ивиш за руку. – Идите спать, Ивиш. У вас был трудный день. Вы по‑прежнему не хотите, чтобы я проводил вас на вокзал? – Нет. Лучше не надо. – Тогда до будущего года. Он посмотрел на нее, надеясь обнаружить в ее глазах проблеск нежности, но прочел в них только панику. – До будущего года, – повторила она. – Я буду вам писать, – грустно сказал Матье. – Да, да. Она направилась к выходу. Лола преградила ей дорогу. – Простите! Как я могу быть уверена, что она не идет к Борису? – А хоть бы и так, – сказал Матье. – Полагаю, она свободна. – Останьтесь, – сказала Лола, ухватив левой рукой Ивиш за запястье. Ивиш вскрикнула от боли и гнева. – Оставьте меня! – закричала она. – Не прикасайтесь ко мне! Не хочу, чтобы ко мне прикасались! Матье быстро оттолкнул Лолу, та, ворча, на шаг отступила. Он не сводил глаз с сумочки. – Мерзкая баба, – сквозь зубы процедила Ивиш. Она ощупывала запястье большим и указательным пальцами. – Лола, – сказал Матье, не отрывая глаз от сумочки, – пусть Ивиш уйдет, мне много нужно вам сказать, но сначала дайте ей уйти. – Вы мне скажете, где Борис? – Нет, – ответил Матье, – но я вам объясню эту историю с кражей. – Что ж, идите, – сказала Лола. – И если увидите Бориса, передайте ему, что я подала на него заявление в полицию. – Заявление будет отозвано, – вполголоса сказал Матье, все еще глядя на сумочку. – Прощайте, Ивиш. Уходите быстрее. Ивиш не ответила, и Матье с облегчением услышал ее легкие удалявшиеся шаги. Он не видел, как она уходила, но шум шагов стих и у него защемило в груди. Лола сделала шаг вперед и крикнула: – Передайте ему, что он ошибся адресом! Передайте ему, молод он еще меня дурачить! Она повернулась к Матье: у нее по‑прежнему был странный и невидящий взгляд. – Ну? – сурово сказала она. – Валяйте. – Послушайте, Лола!.. – начал Матье. Но Лола вновь засмеялась. – Я не вчера родилась, – смеясь, сказала она. – Да уж! Мне уже не раз говорили, что я ему в матери гожусь. Матье подошел к ней. – Лола! – Он сказал себе: «Эта старуха без ума от меня и будет только счастлива, если я ее надую, она еще мне скажет спасибо». Нет, он меня не знает! Он меня не знает! Матье схватил ее за руки и потряс, как сливу, а она, смеясь, все кричала: – Он меня не знает! – Заткнитесь! – грубо крикнул Матье. Лола успокоилась и в первый раз, казалось, его увидела. – Валяйте! – Лола, – спросил Матье, – вы действительно заявили на Бориса в полицию? – Да. Что вы хотите мне сказать? – Деньги украл я! – выпалил Матье. Лола безучастно смотрела на него. Он вынужден был повторить: – Это я украл у вас пять тысяч франков. – А! – сказала она. – Вы! Она пожала плечами: – Но хозяйка его видела. – Как она могла его видеть, если это был я? – Она его видела, – огрызнулась Лола. – Он тайком поднялся ко мне в семь часов. Она его пропустила, потому что я ее об этом попросила. Я его ждала весь день, а через десять минут, как я вышла, он проник в номер. Должно быть, он следил за мной из‑за угла и поднялся, увидев, как я ушла. Она говорила тускло и быстро, голос ее выражал несокрушимую уверенность. «Можно подумать, что она сама себя в этом уверяет», – обескураженно подумал Матье. Он сказал: – Послушайте, в котором часу вы вернулись к себе? – Первый раз? В восемь. – Так вот, деньги были еще в сундучке. – А я вам говорю, что Борис был в номере в семь. – Может, и был, наверное, он пришел повидать вас. Но вы ведь не заглядывали в сундучок? – Заглядывала. – В восемь часов? – Да. – Лола, будьте откровенны, – сказал Матье. – Я же знаю, что не заглядывали. Я это точно знаю. В восемь часов ключ был у меня, и вы не могли открыть сундучок. Даже если вы обнаружили пропажу в восемь, то, по‑вашему, выходит, что вы ждали полуночи, чтобы прийти ко мне? В восемь часов вы спокойно загримировались, надели красивое черное платье и отправились в «Суматру». Не так ли? Лола настороженно на него поглядела. – Хозяйка его видела. – Да. Но в сундучок‑то не заглянули. В восемь часов деньги еще были там. Я пришел в десять и взял их. У конторки была старуха консьержка, она меня видела и может это подтвердить. Вы заметили пропажу только в полночь. – Да, – устало сказала Лола. – В полночь. Но это не имеет значения. В «Суматре» мне стало дурно, и я вернулась. Я легла в постель и взяла сундучок. Там были... там были письма, которые я хотела перечитать. Матье подумал: «И правда, письма. Почему она хочет скрыть, что их у нее украли?» Они помолчали; время от времени Лола раскачивалась взад‑вперед, как человек, спящий стоя. Наконец она будто очнулась. – Так это вы меня обокрали? – Я. Она коротко засмеялась. – Приберегите вашу трепотню до суда, раз уж вам угодно схлопотать полгода вместо него. – Полноте, Лола, какой интерес мне рисковать свободой ради Бориса? Она скривила рот. – Откуда я знаю, как вы его там обрабатываете? – Но это же глупо! Послушайте, клянусь вам, это я: сундучок был у окна, под чемоданом. Я взял деньги и оставил ключ в замке. Губы Лолы дрожали, она нервно мяла сумочку. – Вы все сказали, что хотели? Тогда позвольте мне уйти. Она собиралась пройти к двери, но Матье остановил ее: – Лола, вы н е х о т и т е дать себя переубедить. Лола плечом оттолкнула его. – Разве вы не видите, в каком я состоянии? За кого вы меня принимаете, думаете, я поверю вашим сказкам? «Сундучок был под чемоданом, у окна», – повторила она, передразнивая Матье. – Борис здесь был, неужели вы думаете, что я этого не знаю? Вы договорились, что сказать этой старухе Лоле. Пропустите меня! – грозно пророкотала она. – Пропустите! Матье хотел взять ее за плечи, но Лола отскочила назад и попыталась открыть сумочку; Матье вырвал ее и бросил на диван. – Хам! – выкрикнула Лола. – Там серная кислота или револьвер? – улыбаясь, спросил Матье. Лола задрожала всем телом. «Ну вот, – подумал Матье, – нервный срыв». Казалось, будто он видит зловещий и нелепый сон. Но ее нужно было убедить. Лола перестала дрожать. Она забилась в угол у окна и следила за ним сверкающими бессильной ненавистью глазами. Матье отвернулся: он не страшился ее ненависти, но на этом лице была такая нечеловеческая мука, что он был потрясен. – Сегодня утром я был у вас в номере, – настойчиво твердил он. – Я взял ключ в вашей сумочке. Когда вы проснулись, я собирался открыть сундучок. У меня не было времени положить ключ на место, это и навело меня на мысль вернуться вечером к вам в номер. – Не трудитесь, – ледяным тоном процедила Лола, – я видела, как вы вошли сегодня утром. Когда я с вами заговорила, вы не дошли даже до кровати. – Я в первый раз зашел... – Лола усмехнулась, и он нехотя добавил: –...из‑за писем. Она его как будто не слышала: совершенно бесполезно было говорить ей о письмах, она могла думать только о деньгах, ей необходимо о них думать, чтобы разжечь в себе ярость, это последнее прибежище. Наконец она едко сказала: – Все дело в том, что вчера вечером Борис попросил у меня именно пять тысяч франков, понимаете? Кстати, из‑за этого мы и поссорились. Матье почувствовал свое бессилие: было очевидно, что виновным мог быть только Борис. «Я должен был это предвидеть», – удрученно подумал Матье. – Не утруждайте себя, – со злой улыбкой сказала Лола. – Я с ним все равно разделаюсь! Если вам удастся заговорить зубы судье, я с ним разделаюсь по‑другому, вот и все. Матье поглядел на сумочку, лежавшую на диване. Лола тоже поглядела на нее. – Он просил деньги для меня, – признался Матье. – Да. А книгу он днем тоже для вас украл? Он похвастался этим, когда мы танцевали. Она резко остановилась и вдруг с угрожающим спокойствием заключила: – Впрочем, ладно! Так это вы меня обокрали? – Да, я. – Что ж, верните мне деньги. Матье озадаченно молчал. Лола добавила с торжествующей иронией: – Верните мне их сейчас же, и я заберу свое заявление. Матье не ответил. Лола заключила: – Хватит. Я все поняла. Она взяла сумочку, и он не попытался ей помешать. – А это ведь тоже не доказательство, если бы они у меня и были, – с усилием сказал он. – Борис мог бы мне их передать. – Я у вас не об этом спрашиваю. Я просто прошу их мне вернуть. – У меня их нет. – Вот как? В десять вы меня обокрали, а в полночь у вас уже ничего нет? Очень мило. – Я отдал деньги. – Кому? – Этого я вам не скажу. Он быстро добавил: – Но не Борису. Лола, не ответив, заулыбалась; она направилась к двери и он ее не остановил. Он подумал: «Ее полицейский участок на улице Мартир. Я пойду туда объясниться». Но, когда он увидел со спины эту высокую черную фигуру, которая двигалась со слепой неминуемостью катастрофы, он испугался, подумав о сумочке, и предпринял последнюю попытку. – Хорошо, я скажу, для кого это: для мадемуазель Дюффе, моей подруги. Лола открыла дверь и вышла. Он услышал, как она закричала в прихожей, и сердце его чуть не выпрыгнуло из груди. Внезапно она снова появилась, вид у нее был безумный. – Там кто‑то есть! – выкрикнула она. Матье подумал: «Это Борис». Но это был Даниель. Он с благородным видом вошел и поклонился Лоле. – Мадам, вот пять тысяч франков, – сказал он, протягивая конверт. – Извольте убедиться, что это действительно ваши деньги. Матье одновременно подумал: «Его прислала Марсель» и «Он подслушивал под дверью». Даниель с удовольствием подслушивал под дверью, чтобы подготовить свое эффектное появление. Матье спросил: – Разве она... Даниель жестом успокоил его: – Все в порядке. Лола смотрела на конверт недоверчиво и тупо, как крестьянка. – Там пять тысяч франков? А как я узнаю, что они мои? – Вы не записали номера купюр? – спросил Даниель. – Еще чего! – Ax, мадам, – с упреком сказал Даниель, – всегда надо записывать номера. Матье внезапно осенило: он вспомнил удушливый запах «Шипра» и затхлости, исходившие от сундучка. – Понюхайте их, – предложил он. Лола некоторое время колебалась, потом резко схватила конверт, разорвала его и поднесла ассигнации к носу. Матье боялся, что Даниель расхохочется. Но Даниель был необычайно серьезен, он смотрел на Лолу с нарочитым пониманием. – Так что? Вы принудили Бориса их вернуть? – спросила она. – Я не знаю никого по имени Борис, – сказал Даниель. – Подруга Матье поручила мне принести их ему. Я бегом примчался сюда и случайно услышал конец вашего разговора, за что прошу прощения, мадам. Лола оцепенела, руки ее повисли вдоль тела, левой она сжимала сумочку, правая судорожно впилась в банкноты; вид у нее был взволнованный и недоумевающий. – Но зачем вы это сделали? – резко спросила она. – Что для вас значат пять тысяч франков? Матье невесело усмехнулся. – Увы,немало. И мягко добавил: – Теперь надо забрать ваше заявление. Или, если хотите, сообщите в полицию обо мне. Лола отвернулась и быстро сказала: – Я еще не подала заявления. Она с сосредоточенным видом застала посреди комнаты, потом проговорила: – Там были еще письма. – У меня их больше нет. Я их взял для Бориса сегодня утром, когда он решил, что вы умерли. Это меня и натолкнуло на мысль вернуться и взять деньги. Лола смотрела на Матье без ненависти, но с огромным удивлением и некоторьм интересом. – Вы у меня украли пять тысяч франков! – сказала она. – Это... просто смешно. Но глаза ее быстро погасли, лицо ожесточилось. Она страдала. – Я ухожу, – сказала Лола. Они молча посторонились. На пороге она обернулась. – Если он ничего не сделал, то почему он не приходит? – Не знаю. Лола коротко всхлипнула и прислонилась на минутку к дверному косяку. Матье шагнул к ней, но она снова взяла себя в руки. – Как вы думаете, он вернется? – Думаю, да. Они не способны давать другим счастье, но они также не способны бросать, это для них еще труднее. – Да, – сказала Лола. – Да. Ну что ж, прощайте. – Прощайте, Лола. Вам... вам ничего не нужно? – Нет. Она вышла. Они услышали, как за ней закрылась дверь. – Кто эта пожилая дама? – спросил Даниель. – Это Лола, подруга Бориса Сергина. Она тронутая. – Оно и видно, – сказал Даниель. Матье почувствовал себя неловко, оставшись с ним наедине; ему казалось, что внезапно он снова поставлен перед своей виной. Она была здесь, напротив, живая, она жила в глубине глаз Даниеля, и кто знает, какую форму она приняла в его капризном и вычурном сознании. Даниель был явно настроен воспользоваться моментом. Сегодня он выглядел церемонным, дерзким и мрачным, как в свои самые скверные дни. Матье почувствовал неприязнь и посмотрел на Даниеля. Тот был бледен. – Ты выглядишь отвратно, – сказал Даниель с нехорошей улыбкой. – Я о тебе сказал бы то же самое, – парировал Матье. – В хорошенькую историю мы влипли. Даниель пожал плечами. – Ты пришел от Марсель? – спросил Матье. – Да. – Это она вернула деньги? – Они ей не нужны, – уклончиво сказал Даниель. – Не нужны? – Нет. – Скажи, есть ли у нее по крайней мере средство... – Об этом речь уже не идет, мой дорогой, – сказал Даниель. – Это уже дело прошлое. Он приподнял левую бровь и насмешливо, будто через воображаемый монокль, посмотрел на Матье. «Если он хочет меня чем‑нибудь ошеломить, ему не помешало бы унять дрожь в руках». Даниель небрежно сказал: – Я женюсь на ней. Мы решили оставить ребенка. Матье взял сигарету и закурил. Голова его гудела, как колокол, он спокойно спросил: – Значит, ты ее любишь? – А почему бы и нет? «Это о Марсель идет речь», – подумал Матье. О Марсель! Ему не удавалось полностью в этом себя убедить. – Даниель, – сказал он, – я тебе не верю. – Подожди немного и убедишься. – Нет, я имею в виду другое: ты не заставишь меня поверить в то, что ты ее любишь, значит, что‑то за этим кроется? У Даниеля был усталый вид, он сел на край письменного стола, одну ногу поставил на пол, а другой непринужденно покачивал. «Он забавляется», – в бешенстве подумал Матье. – Ты очень удивишься, если узнаешь истину, – сказал Даниель. Матье подумал: «Черт! Она была его любовницей». – Если ты не должен мне ничего говорить, то молчи, – сухо сказал он. Даниель некоторое время смотрел на него, как будто ему было забавно его интриговать, потом вдруг встал и провел рукой по лбу. – Все плохо начинается, – сказал он. Взгляд его был полон удивления. – Я имел в виду другое. Послушай, Матье, я... Он натянуто засмеялся. – Если я тебе кое‑что скажу, ты воспримешь это серьезно? – Хорошо. Говори или не говори, – рассердился Матье. – Так вот, я... – Ты любовник Марсель. Это ты хотел сказать? Даниель вытаращил глаза и присвистнул. Матье почувствовал, что краснеет. – Неплохая находка! – восхитился Даниель. – Тебе только того и нужно, а? Нет, мой дорогой, у тебя не будет даже такого оправдания. – Так говори же, – униженно взмолился Матье. – Подожди! – остановил его Даниель. – У тебя есть что‑нибудь выпить? Виски? – Нет, – сказал Матье, – но у меня есть белый ром. Прекрасная идея, – добавил он, – сейчас выпьем по стаканчику. Он ушел в кухню и открыл буфет. «Какую мерзость я ему выдал», – подумал Матье. Он вернулся в комнату с двумя бокалами и бутылкой рома. Даниель взял бутылку и до краев наполнил бокалы. – Это из «Рома Мартиники»? – спросил он. – Да. – Ты туда захаживаешь? – Иногда. Твое здоровье. Даниель изучающе смотрел на него, как будто Матье что‑то скрывал. – За мою любовь! – провозгласил он, поднимая стакан. – Ты пьян, – возмутился Матье. – Действительно, я немного выпил, – признался Даниель. – Но успокойся. Я был трезв, когда пришел к Марсель. Это уже потом... – Ты пришел сразу от нее? – Да. Но с маленьким привалом в «Фальстафе». – Ты... ты, должно быть, пришел к ней сразу после моего ухода? – Я ждал, когда ты уйдешь, – улыбаясь, сказал Даниель. – Я увидел, как ты завернул за угол, и направился к ней. Матье не смог сдержать недовольного жеста. – Ты меня подстерегал? – спросил он. – Что ж, тем лучше, в конечном счете Марсель не осталась одна. Так что ты хотел мне сказать? – Абсолютно ничего, старик, – сказал Даниель с внезапной сердечностью. – Я просто хотел объявить тебе о своей женитьбе. – И это все? – Все...да, это все. – Ну, как угодно, – холодно сказал Матье. Они немного помолчали, затем Матье спросил: – Как... как там она? – Ты хотел бы, чтоб она была в восторге? – насмешливо спросил Даниель. – Пощади мою скромность. – Прошу тебя, – сухо сказал Матье. – Договорились, я не имею никакого права на вопросы... Но ведь ты пришел сюда... – Что ж, – сказал Даниель, – я предполагал, что ее будет труднее убедить. Но она набросилась на мое предложение со скоростью экономического кризиса. Матье увидел в его глазах вспышку обиды; он быстро сказал, желая извинить Марсель: – Она потерпела крушение... Даниель пожал плечами и стал расхаживать взад‑вперед. Матье не смел на него смотреть: Даниель сдерживался, он говорил тихо, но с видом одержимого. Матье скрестил руки и уставился на свои туфли. Он с трудом, как бы для себя самого, проговорил: – Значит, она хотела ребенка? Я этого не понял. Если б она мне сказала... Даниель промолчал. Матье продолжил: – Так значит, ребенок. Ладно: пусть он родится. Я... я хотел его уничтожить. Но все же лучше ему родиться. Даниель не ответил. – Разумеется, я его никогда не увижу? – спросил Матье. Едва ли это был вопрос; он продолжил, не дожидаясь ответа: – Ну вот. Наверное, я должен быть доволен. В каком‑то смысле ты ее спасаешь... но я не понимаю, зачем ты это сделал? – Конечно, не из гуманных побуждений, если ты это имел в виду, – сухо отрезал Даниель. – Ром у тебя просто гадость, – добавил он. – И все же налей мне еще. Матье налил ему и себе, и оба выпили. – Итак, что ты теперь собираешься делать? – спросил Даниель. – Ничего. Больше ничего. – А эта девочка, Сергина? – Нет. – Вот ты и свободен. – Ты так считаешь? – До свидания, – вставая, сказал Даниель. – Я пришел вернуть деньги и немного тебя успокоить: ей больше нечего бояться, она мне доверяет. Вся эта история ее потрясла, но по‑настоящему Марсель не несчастна. – Ты на ней женишься. – повторил Матье. – Она меня ненавидит, – вполголоса добавил он. – Поставь себя на ее место, – жестко сказал Даниель. – Знаю. Поставил. Она тебе говорила обо мне? – Очень мало. – Знаешь, – сказал Матье, – мне не по себе, что ты на ней женишься. – Ты сожалеешь? – Нет. По‑моему, это несчастье. – Спасибо. – Несчастье для вас обоих! Сам не знаю почему. – Не волнуйся, все будет хорошо. Если родится мальчик, мы назовем его Матье. Матье вскочил, сжав кулаки. – Замолчи! – выкрикнул он. – Ну, не сердись, – успокоил его Даниель. Он рассеянно повторил: – Не сердись. Не сердись. – Он так и не решался уйти. – Значит, – сказал Матье, – ты пришел посмотреть, какая у меня будет рожа после всего этого? – Может, отчасти и так, – признался Даниель. – Если говорить напрямую. У тебя всегда был такой... основательный вид: это меня бесило. – Что ж, теперь ты убедился в обратном, – сказал Матье. – Не такой уж я основательный. – Да, не такой уж. Даниель сделал несколько шагов к двери и быстро вернулся; он утратил насмешливый вид, но так получилось лишь хуже. – Матье, я гомосексуалист, – сказал он. – А? – изумился Матье. Даниель отступил и удивленно посмотрел на него, в глазах его светился гнев. – У тебя это вызывает отвращение, так ведь? – Ты гомосексуалист? – медленно повторил Матье. – Нет, это не вызывает у меня отвращения, почему это должно вызывать у меня отвращение? – Прошу тебя, – сказал Даниель, – ты вовсе не обязан изображать передо мной широту взглядов... Матье не ответил. Он смотрел на Даниеля и думал: «Он гомосексуалист». Почему‑то не очень удивился. – Ты ничего не говоришь, – свистящим голосом продолжал Даниель. – Ты прав. У тебя правильная реакция, я в этом не сомневался, такую следует иметь каждому нормальному человеку, но ты можешь оставить ее при себе. Даниель застыл, руки прижаты к телу, вид жалкий. «Почему ему взбрело в голову каяться именно передо мной?» – жестко подумал Матье. Он понимал, что должен найти нужные слова, но погрузился в глубокое, парализующее безразличие. Все казалось ему в ту минуту таким естественным, таким нормальным: он негодяй, а Даниель – гомосексуалист, все в порядке вещей. Наконец он сказал: – Ты можешь быть кем хочешь, это меня не касается. – Конечно, – высокомерно улыбнулся Даниель. – Конечно же, это тебя не касается. У тебя достаточно забот с собственной совестью.
|