Полезное:
Как сделать разговор полезным и приятным
Как сделать объемную звезду своими руками
Как сделать то, что делать не хочется?
Как сделать погремушку
Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами
Как сделать идею коммерческой
Как сделать хорошую растяжку ног?
Как сделать наш разум здоровым?
Как сделать, чтобы люди обманывали меньше
Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили?
Как сделать лучше себе и другим людям
Как сделать свидание интересным?
Категории:
АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
Что у Ритки будет
В доме у Веры Муратовны все не как у Риткиных родителей. – Конечно, – улыбается Вера Муратовна, – все как у людей. – И ты, Ритка, вырастешь, замуж выйдешь, заведешь себе дом свой, коровку, гусей… – Я коровку, наверное, не заведу, – говорит Ритка, макая ложку в миску со сметаной, – ну ее, коровку. Я ее боюсь. А дачники обойдутся. Без молока‑то, говорю, обойдутся дачники. Про замуж Ритка и не думает пока. Это далеко. Вот мамка за таткой замужем. Что хорошего? Нет, конечно, неплохо, что они родили Ритку. И Гелька – хотя иногда противная и ревет много, – хорошо, что есть Гелька. С Гелькой в темном доме, когда родители спят, не так страшно вдвоем. Но друг с другом мамка и татка ругаются все время. А иногда и дерутся. Ритка с Гелькой тогда прячутся в сенях или на печке. И сидят тихо, потому что татка может и их стукнуть – он, когда злой, не разбирает, ему все едино: мамка, Ритка или кошка под руку попадется. Так что зачем замуж? Вот корова своя – это важно. Хоть и боится корову Ритка, а все же понимает: нужна в хозяйстве корова или коза. Думает Ритка: завести ли корову или козой обойтись? – Это твоя мамка все молоко дачникам продает, а добрые‑то люди своих детей… – начинает было Муратовна, да замолкает почему‑то, переводя разговор на другое: – Расскажи, Ритка, какой ты дом себе заведешь? – Большой, – говорит Ритка, – чтоб в сенях окно, и в доме пять окон, как у Хетчиковых, и крылечко со стеклышками. Бабка Хетчикова на крылечке сидит весь день, глядит, как автобус с Зименской проезжает. Вот моя мамка будет старая, будет на крылечке сидеть и посматривать тоже. Шаль ей куплю, мамке, белую, козявую. – Глупая ты, Ритка, козья шаль‑то. Мамке, значит, шаль. А татке своему чего купишь? Ритка молчит, ложкой в миске со сметаной водит. Потом говорит неохотно: – А татке… тоже чего‑нибудь. Чего ему там надо. Ну, унты новые. Не хочется Ритке про татку говорить. Лучше про дом. – А в доме у меня будет все как у людей, да! Вера Муратовна оглядывает комнату: – Это как же, Ритка, у людей? – Ну вот как у тебя. Я к стене комод большой поставлю. На нем дорожку вязаную. Да у нас есть, бабка моя вязала. На полатях в тряпье валяется, мамке‑то не надо, у нас все равно комода нету. Вот ее возьму, постираю. – Дак ты сейчас постирай, Ритка, и дома на стол постели. Молчит Ритка, думает. Мамка про красивую кружевную дорожку забыла, а постирает ее Ритка, мамка обрадуется. Красиво будет в доме. В доме‑то у Ритки ведь хорошо тоже. Там стол есть, кровать мамкина и таткина, еще бабкин старый сундук. На столе все время посуда копится, Ритка ее моет‑моет, да не успевает перемыть: у татки с мамкой гости все время. Но вот комода нет у них. И занавесочек, как у Веры Муратовны, нет. И на кровати нет покрывала такого красивого. – А ты, Ритка, сама научись‑ка вязать. Я вот тебя научу, хочешь? Свяжешь себе хоть дорожку, хоть скатерку. – У меня денег нет на пряжу, – солидно вздыхает Ритка. – Не с чего заводиться хозяйством, если денег нет. – А ты вот что. Ты ко мне на работу поступай. Вот возьми веничек да полы у меня в сенцах промети. А то у меня спина болит, радикулит. А я тебе за это ниток два клубка отдам. И вязать научу. Ритка чистоту любит. Веник в углу уже стоит, промела Ритка сенцы, но ей мало: – Муратовна, у тебя ведро где поганое, я полы мыть буду! Соседка головой качает: – В кого ж ты такая чистюля‑то растешь, золотая моя? Вот тебе ведро, мой, что с тобой сделаешь… Моет Ритка полы, а к Вере Муратовне другая соседка зашла, Моня Ваниха. За солью или за маслом. Они на крыльце разговаривают. Думают, не слышит их Ритка. – Это ты себе батрачку наняла, что ли, за харчи, Муратовна? – Да что ты Моня, язык твой поганый, ну помогает девчонка, сама ж знаешь, мне наклоняться тяжело с радикулитом, а тут хоть грязь развезет – все мокро да не пыльно будет. – Смотри, переселится к тебе, не выгонишь потом. Кормишь ты их, кормишь, я гляжу, а мать‑то ее больно хорошо живет. Вера Муратовна вздыхает: – Говорят, она молоко все свое дачникам продает, ну тем, которые у Симоновых снимают избу. А дети не то что на сметану, на снятое молоко глядят голодными глазами. – Ой, да я бы этим дачникам‑то сказа‑а‑ала, – цедит Ваниха, – сказа‑а‑ала бы про то молоко, да не буду коммерцию Новачихе перебивать. Ритка моет в углу и помалкивает. Новачиха – это ее мать так зовут, а что такое коремция какая‑то – Ритка не знает. Но не даст Ритка перебивать мамке коремцию эту, вот еще. У них с мамкой и таткой и так в доме не много богатства, и коремции нет, хорошо, хоть дачники молоко покупают. Правда, Ритка молоко тоже любит, но его у Веры Муратовны иногда пить можно. Часто Ритка стесняется, а раза два‑то в неделю заходит, когда очень уж Муратовна приглашает. Соседки на крыльце между тем дальше беседу ведут: – Ну и что ж ты про их молоко сказала бы? Корова у них хорошая, молоко жирное, не вкусно – не купили бы. – Да Новачиха, она ж как муха навозная, она что корове за хвост, что за вымя, доит, рук не моет. Дачники к ним за водой на колодец ходят, а того не понимают, что у них тут под лабазом и колодец, и корова в метре стоит. – Ну так и что? – Как это что? И хвостом в ведро машет, и под себя ходит там же, где стоит. Оно все в земельку, а из земельки‑то куда – в водичку, а водичка‑то в колодце – пейте, пейте, дорогие. – Да ну тебя, земля все очистит. – Очистит‑то очистит, а ты к ним на колодец не ходишь, почему? А кашляет Феличита. Может, у него энтот… беркулез? – Да бог с тобой, Ваниха, наговоришь еще. Фельдшер давно бы уж погнала его лечиться, просто курит он много, вот и кашляет. А Ритка в школу пойдет, будут детей проверять, сразу будет ясно, здоровы там дома у них или как. – Или как, – хмыкает Ваниха. – А то тебе не видно как. Ритка на крыльцо вышла, поганое ведро тащит вперегиб: – Посторонись, Муратовна, я ведро выплесну! – Какая у тебя работница золотая, – запела Ваниха громко. Ритка на нее только зыркнула глазами. И промолчала. А глаза у Ритки такие – их Ваниха боится. Один глаз у Ритки зеленый, а другой карий. Говорят, сглазить может Ритка. Вот бы Ваниху сглазить, только не умеет она, не знает как. Несет Ритка ведро к забору и шепчет: «Чтоб ты сглазилась, Ваниха, чтоб ты сглазилась!» Ушла Ваниха. Может, еще сглазится. Попозже. А Муратовна Ритку нахваливает. Потому что пол Ритка очень чисто моет, все досочки блестят. Любит Ритка чистоту. – Вот твои клубочки, а вот крючок, – говорит ей Вера Муратовна. – А вот так петелька делается, на пальчик оборачивается… Ритка старается. Вяжет длинную цепочку. Муратовна сказала – свяжешь пять метров ровной цепочки, будешь столбики вязать. А из столбиков – можно любую кружевную красоту сделать. Вечером, когда Ритка засыпает дома, уткнувшись в Гель‑кино плечо, перед ней тянется бесконечная цепочка петелек, одна за другой, одна за другой… «И вовсе не навозная муха моя мамка, – сонно думает Ритка. – И вовсе она у меня красивая. Ее только умыть и накрасить. Я вырасту, научусь, свяжу ей кружевную шаль… козявую…»
|