Главная
Случайная страница
Полезное:
Как сделать разговор полезным и приятным
Как сделать объемную звезду своими руками
Как сделать то, что делать не хочется?
Как сделать погремушку
Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами
Как сделать идею коммерческой
Как сделать хорошую растяжку ног?
Как сделать наш разум здоровым?
Как сделать, чтобы люди обманывали меньше
Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили?
Как сделать лучше себе и другим людям
Как сделать свидание интересным?
Категории:
АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
Сказки русских народных и зарубежных писателей 3 page
И вдруг из чащи тростника выплыли три чудных белых лебедя. Они плыли так легко и плавно, точно скользили по воде. Утенок узнал этих прекрасных птиц, и его охватила какая-то непонятная грусть. «Полечу к ним, к этим величавым птицам. Они, наверно, заклюют меня насмерть за то, что я, такой гадкий, осмелился приблизиться к ним. Но все равно! Лучше погибнуть от их ударов, чем сносить щипки уток и кур, пинки птичницы да терпеть холод и голод зимою!» И он опустился на воду и поплыл навстречу прекрасным лебедям, а лебеди, завидев его, замахали крыльями и поплыли прямо к нему. — Убейте меня! — сказал гадкий утенок и низко опустил голову. И вдруг в чистой, как зеркало, воде он увидел свое собственное отражение. Он был уже не гадким темно-серым утенком, а красивым белым лебедем! Теперь утенок был даже рад, что перенес столько горя и бед. Он много вытерпел и поэтому мог лучше оценить свое счастье. А большие лебеди плавали вокруг и гладили его своими клювами. В это время в сад прибежали дети. Они стали бросать лебедям кусочки хлеба и зерно, а самый младший из них закричал: — Новый прилетел! Новый прилетел! И все остальные подхватили: — Да, новый, новый! Дети хлопали в ладоши и плясали от радости. Потом они побежали за отцом с матерью и опять стали бросать в воду кусочки хлеба и пирожного. И дети и взрослые говорили: — Новый лебедь лучше всех! Он такой красивый и молодой! И старые лебеди склонили перед ним головы. А он совсем смутился и спрятал голову под крыло, сам не зная зачем. Он вспоминал то время, когда все смеялись над ним и гнали его. Но всё это было позади. Теперь люди говорят, что он самый прекрасный среди прекрасных лебедей. Сирень склоняет к нему в воду душистые ветки, а солнышко ласкает своими теплыми лучами... И вот крылья его зашумели, стройная шея выпрямилась, а из груди вырвался ликующий крик: — Нет, о таком счастье я и не мечтал, когда был еще гадким утенком!
Корней Чуковский
1882 – 1969
К.И.Чуковский родился в Санкт-Петербурге. Ему было 3 года, когда он остался жить только с матерью. Свое детство провел в Одессе и Николаеве. Из одесской гимназии его исключили по причине «низкого» происхождения, так как мать работала прачкой. Семье очень тяжело жилось на маленькую зарплату матери, но юноша не сдался, он много читал, занимался самостоятельно и сдал экзамены, получив аттестат зрелости.
С ранних лет К.Чуковский начал интересоваться поэзией.Корней Иванович отправился в Петербург, чтобы стать писателем. Вскоре он стал корреспондентом газеты "Одесские новости. он был отправлен в Лондон.
А.М. Горький попросил Чуковского написать поэму для детей. Чуковский вначале очень переживал, что он не сможет написать, но ему помог случай. Возвращаясь в поезде в Петербург с сыном, Чуковский рассказывал ему сказку про крокодила. Сын очень внимательно слушал. Прошло несколько дней. Корней Иванович уже забыл о том эпизоде, а сын запомнил все, рассказанное тогда отцом, наизусть. Так родилась сказка "Крокодил", с тех пор Чуковский стал любимым детским писателем.
А замечательную сказку «Чудо-дерево», написанную в 1924 году, К.Чуковский посвятил своей
Награды писателя
В 1957 г. Чуковскому была присвоена ученая степень доктора филологических наук.
В 1962 г. автор получает Ленинскую премию за книгу «Мастерство Некрасова» Также в 1962 г. он получил почетное звание доктора литературы Оксфордского университета.
~Доктор Айболит~
Добрый доктор Айболит!
Он под деревом сидит.
Приходи к нему лечиться
И корова, и волчица,
И жучок, и червячок,
И медведица!Всех излечит, исцелит
Добрый доктор Айболит! 2И пришла к Айболиту лиса:
«Ой, меня укусила оса!»И пришёл к Айболиту барбос:
«Меня курица клюнула в нос!»И прибежала зайчиха
И закричала: «Ай, ай!
Мой зайчик попал под трамвай!
Мой зайчик, мой мальчик
Попал под трамвай!
Он бежал по дорожке,
И ему перерезало ножки,
И теперь он больной и хромой,
Маленький заинька мой!»И сказал Айболит: «Не беда!
Подавай-ка его сюда!
Я пришью ему новые ножки,
Он опять побежит но дорожке».
И принесли к нему зайку,
Такого больного, хромого,
И доктор пришил ему ножки,
И заинька прыгает снова.
А с ним и зайчиха-мать
Тоже пошла танцевать,
И смеётся она и кричит:
«Ну, спасибо тебе. Айболит!» 3Вдруг откуда-то шакал
На кобыле прискакал:
«Вот вам телеграмма
От Гиппопотама!»«Приезжайте, доктор,
В Африку скорей
И спасите, доктор,
Наших малышей!»«Что такое? Неужели
Ваши дети заболели?»«Да-да-да! У них ангина,
Скарлатина, холерина,
Дифтерит, аппендицит,
Малярия и бронхит!Приходите же скорее,
Добрый доктор Айболит!»«Ладно, ладно, побегу,
Вашим детям помогу.
Только где же вы живёте?
На горе или в болоте?»«Мы живём на Занзибаре,
В Калахари и Сахаре,
На горе Фернандо-По,
Где гуляет Гиппо-по
По широкой Лимпопо». 4И встал Айболит, побежал Айболит.
По полям, но лесам, по лугам он бежит.
И одно только слово твердит Айболит:
«Лимпопо, Лимпопо, Лимпопо!»А в лицо ему ветер, и снег, и град:
«Эй, Айболит, воротися назад!»
И упал Айболит и лежит на снегу:
«Я дальше идти не могу».И сейчас же к нему из-за ёлки
Выбегают мохнатые волки:
«Садись, Айболит, верхом,
Мы живо тебя довезём!»И вперёд поскакал Айболит
И одно только слово твердит:
«Лимпопо, Лимпопо, Лимпопо!» 5Но вот перед ними море —
Бушует, шумит на просторе.
А в море высокая ходит волна.
Сейчас Айболита проглотит она.«О, если я утону,
Если пойду я ко дну,
Что станется с ними, с больными,
С моими зверями лесными?»
Но тут выплывает кит:
«Садись на меня, Айболит,
И, как большой пароход,
Тебя повезу я вперёд!»И сел на кита Айболит
И одно только слово твердит:
«Лимпопо, Лимпопо, Лимпопо!» 6И горы встают перед ним на пути,
И он по горам начинает ползти,
А горы всё выше, а горы всё круче,
А горы уходят под самые тучи!«О, если я не дойду,
Если в пути пропаду,
Что станется с ними, с больными,
С моими зверями лесными?»И сейчас же с высокой скалы
К Айболиту слетели орлы:
«Садись, Айболит, верхом,
Мы живо тебя довезём!»И сел на орла Айболит
И одно только слово твердит:
«Лимпопо, Лимпопо, Лимпопо!» 7А в Африке,
А в Африке,
На чёрной
Лимпопо,
Сидит и плачет
В Африке
Печальный Гиппопо.Он в Африке, он в Африке
Под пальмою сидит
И на море из Африки
Без отдыха глядит:
Не едет ли в кораблике
Доктор Айболит?И рыщут по дороге
Слоны и носороги
И говорят сердито:
«Что ж нету Айболита?»А рядом бегемотики
Схватились за животики:
У них, у бегемотиков,
Животики болят.И тут же страусята
Визжат, как поросята.
Ах, жалко, жалко, жалко
Бедных страусят!И корь, и дифтерит у них,
И оспа, и бронхит у них,
И голова болит у них,
И горлышко болит.Они лежат и бредят:
«Ну что же он не едет,
Ну что же он не едет,
Доктор Айболит?»А рядом прикорнула
Зубастая акула,
Зубастая акула
На солнышке лежит.Ах, у её малюток,
У бедных акулят,
Уже двенадцать суток
Зубки болят!И вывихнуто плечико
У бедного кузнечика;
Не прыгает, не скачет он,
А горько-горько плачет он
И доктора зовёт:
«О, где же добрый доктор?
Когда же он придёт?» 8Но вот, поглядите, какая-то птица
Всё ближе и ближе по воздуху мчится.
На птице, глядите, сидит Айболит
И шляпою машет и громко кричит:
«Да здравствует милая Африка!»И рада и счастлива вся детвора:
«Приехал, приехал! Ура! Ура!»А птица над ними кружится,
А птица на землю садится.
И бежит Айболит к бегемотикам,
И хлопает их по животикам,
И всем по порядку
Даёт шоколадку,
И ставит и ставит им градусники!И к полосатым
Бежит он тигрятам.
И к бедным горбатым
Больным верблюжатам,
И каждого гоголем,
Каждого моголем,
Гоголем-моголем,
Гоголем-моголем,
Гоголем-моголем потчует.Десять ночей Айболит
Не ест, не пьёт и не спит,
Десять ночей подряд
Он лечит несчастных зверят
И ставит и ставит им градусники. 9Вот и вылечил он их,
Лимпопо!
Вот и вылечил больных.
Лимпопо!
И пошли они смеяться,
Лимпопо!
И плясать и баловаться,
Лимпопо!И акула Каракула
Правым глазом подмигнула
И хохочет, и хохочет,
Будто кто её щекочет.А малютки бегемотики
Ухватились за животики
И смеются, заливаются —
Так что дубы сотрясаются.Вот и Гиппо, вот и Попо,
Гиппо-попо, Гиппо-попо!
Вот идёт Гиппопотам.
Он идёт от Занзибара.
Он идёт к Килиманджаро —
И кричит он, и поёт он:
«Слава, слава Айболиту!
Слава добрым докторам!»
Петр Павлович Ершов
1815 - 1869
Петр Павлович Ершов родился в Тобольской губернии в деревне Безруково 22 февраля (по старому стилю 6 марта) 1815 года. Семья чиновника, в которой родился Ершов, переехала в город Березово. Уже в 1827 году Ершов поступает в Тобольскую гимназию, которую оканчивает в 1831 году. Как раз в это время в российском обществе возникает интерес к традициям и культуре сибирской земли. Юный поэт начинает собирать сибирский фольклор: сказки, легенды, песни. В 1831 году Петр Ершов переезжает в Санкт-Петербург, где поступает на философско-юридическое отделение столичного университета. Будучи студентом, Ершов пишет и печатает свои стихи. Под влиянием сочинений А. С. Пушкина Ершов создал сказку в стихах под названием «Конек-горбунок», которую напечатали в одном из журналов в 1834 году. Пушкин дал отличную оценку работе молодого поэта. После университета Ершов вернулся в родной Тобольск. Здесь он работал сначала учителем, а затем и директором гимназии, которую сам когда-то закончил. Ершов написал еще много рассказов, стихов и даже одну пьесу, но эти произведения уже не имели того успеха, как поэтическая сказка «Конек-горбунок». Ушел из жизни Петр Павлович в 1869 году.
~ Конек Горбунок ~
а горами, за лесами, За широкими морями, Против неба - на земле Жил старик в одном селе. У старинушки три сына: Старший умный был детина, Средний был и так и сяк, Младший вовсе был дурак.
Братья сеяли пшеницу Да возили в град-столицу: Знать, столица та была Недалече от села. Там пшеницу продавали, Деньги счетом принимали И с набитою сумой Возвращалися домой.
В долгом времени аль вскоре Приключилося им горе: Кто-то в поле стал ходить И пшеницу шевелить. Мужички такой печали Отродяся не видали; Стали думать да гадать - Как бы вора соглядать; Наконец они смекнули, Чтоб стоять на карауле, Хлеб ночами поберечь, Злого вора подстеречь.
Вот, как стало лишь смеркаться, Начал старший брат сбираться: Вынул вилы и топор И отправился в дозор.
Ночь ненастная настала, На него боязнь напала, И со страхов наш мужик Закопался под сенник.
Ночь проходит, день приходит; С сенника дозорный сходит И, облив себя водой, Стал стучаться под избой: "Эй вы, сонные тетери! Отворяйте брату двери, Под дождем я весь промок С головы до самых ног". Братья двери отворили, Караульщика впустили, Стали спрашивать его: Не видал ли он чего? Караульщик помолился, Вправо, влево поклонился И, прокашлявшись, сказал: "Я всю ноченьку не спал; На мое ж притом несчастье, Было страшное ненастье:
Дождь вот так ливмя и лил, Рубашонку всю смочил. Уж куда как было скучно!.. Впрочем, все благополучно". Похвалил его отец: "Ты, Данило, молодец! Ты вот, так сказать, примерно, Сослужил мне службу верно, То есть, будучи при всем, Не ударил в грязь лицом".
Стало сызнова смеркаться; Средний брат пошел сбираться: Взял и вилы и топор И отправился в дозор. Ночь холодная настала, Дрожь на малого напала, Зубы начали плясать; Он ударился бежать - И всю ночь ходил дозором У соседки под забором. Жутко было молодцу! Но вот утро. Он к крыльцу: "Эй вы, сони! Что вы спите! Брату двери отворите; Ночью страшный был мороз,- До животиков промерз". Братья двери отворили, Караульщика впустили, Стали спрашивать его: Не видал ли он чего? Караульщик помолился, Вправо, влево поклонился И сквозь зубы отвечал: "Всю я ноченьку не спал, Да, к моей судьбе несчастной, Ночью холод был ужасный, До сердцов меня пробрал; Всю я ночку проскакал; Слишком было несподручно... Впрочем, все благополучно". И сказал ему отец: "Ты, Гаврило, молодец!"
Стало в третий раз смеркаться, Надо младшему сбираться; Он и усом не ведет, На печи в углу поет Изо всей дурацкой мочи: "Распрекрасные вы очи!"
Братья ну ему пенять, Стали в поле погонять, Но сколь долго ни кричали, Только голос потеряли: Он ни с места. Наконец Подошел к нему отец, Говорит ему: "Послушай, Побегай в дозор, Ванюша. Я куплю тебе лубков, Дам гороху и бобов". Тут Иван с печи слезает, Малахай свой надевает,
Хлеб за пазуху кладет, Караул держать идет. Поле все Иван обходит, Озираючись кругом, И садится под кустом; Звезды на небе считает Да краюшку уплетает.
Вдруг о полночь конь заржал... Караульщик наш привстал, Посмотрел под рукавицу И увидел кобылицу. Кобылица та была Вся, как зимний снег, бела, Грива в землю, золотая, В мелки кольца завитая. "Эхе-хе! так вот какой Наш воришко!.. Но, постой, Я шутить ведь, не умею, Разом сяду те на шею. Вишь, какая саранча!" И, минуту улуча, К кобылице подбегает, За волнистый хвост хватает И прыгнул к ней на хребет - Только задом наперед. Кобылица молодая, Очью бешено сверкая, Змеем голову свила И пустилась, как стрела. Вьется кругом над полями, Виснет пластью надо рвами, Мчится скоком по горам, Ходит дыбом по лесам, Хочет силой аль обманом, Лишь бы справиться с Иваном. Но Иван и сам не прост - Крепко держится за хвост.
Наконец она устала. "Ну, Иван, - ему сказала,- Коль умел ты усидеть, Так тебе мной и владеть. Дай мне место для покою Да ухаживай за мною Сколько смыслишь. Да смотри: По три утренни зари Выпущай меня на волю Погулять по чисту полю. По исходе же трех дней Двух рожу тебе коней - Да таких, каких поныне Не бывало и в помине; Да еще рожу конька Ростом только в три вершка, На спине с двумя горбами Да с аршинными ушами. Двух коней, коль хошь, продай, Но конька не отдавай Ни за пояс, ни за шапку, Ни за черную, слышь, бабку. На земле и под землей Он товарищ будет твой: Он зимой тебя согреет, Летом холодом обвеет, В голод хлебом угостит, В жажду медом напоит. Я же снова выйду в поле Силы пробовать на воле".
"Ладно", - думает Иван И в пастуший балаган Кобылицу загоняет, Дверь рогожей закрывает И, лишь только рассвело, Отправляется в село, Напевая громко песню: "Ходил молодец на Пресню".
Вот он всходит на крыльцо, Вот хватает за кольцо, Что есть силы в дверь стучится, Чуть что кровля не валится, И кричит на весь базар, Словно сделался пожар. Братья с лавок поскакали, Заикаяся вскричали: "Кто стучится сильно так?" - "Это я, Иван-дурак!" Братья двери отворили, Дурака в избу впустили И давай его ругать, - Как он смел их так пугать! А Иван наш, не снимая Ни лаптей, ни малахая, Отправляется на печь И ведет оттуда речь Про ночное похожденье, Всем ушам на удивленье:
"Всю я ноченьку не спал, Звезды на небе считал; Месяц, ровно, тоже светил, - Я порядком не приметил. Вдруг приходит дьявол сам, С бородою и с усам; Рожа словно как у кошки, А глаза-то-что те плошки! Вот и стал тот черт скакать И зерно хвостом сбивать. Я шутить ведь не умею - И вскочи ему на шею.
Уж таскал же он, таскал, Чуть башки мне не сломал, Но и я ведь сам не промах, Слышь, держал его как в жомах. Бился, бился мой хитрец И взмолился наконец: "Не губи меня со света! Целый год тебе за это Обещаюсь смирно жить, Православных не мутить". Я, слышь, слов-то не померил, Да чертенку и поверил". Тут рассказчик замолчал, Позевнул и задремал. Братья, сколько ни серчали, Не смогли - захохотали, Ухватившись под бока, Над рассказом дурака. Сам старик не мог сдержаться, Чтоб до слез не посмеяться, Хоть смеяться - так оно Старикам уж и грешно.
Много ль времени аль мало С этой ночи пробежало,- Я про это ничего Не слыхал ни от кого. Ну, да что нам в том за дело, Год ли, два ли пролетело, -
Ведь за ними не бежать... Станем сказку продолжать.
Ну-с, так вот что! Раз Данило (В праздник, помнится, то было), Натянувшись зельно пьян, Затащился в балаган. Что ж он видит? - Прекрасивых Двух коней золотогривых Да игрушечку-конька Ростом только в три вершка, На спине с двумя горбами Да с аршинными ушами. "Хм! Теперь-то я узнал, Для чего здесь дурень спал!" - Говорит себе Данило... Чудо разом хмель посбило; Вот Данило в дом бежит И Гавриле говорит: "Посмотри, каких красивых Двух коней золотогривых Наш дурак себе достал: Ты и слыхом не слыхал". И Данило да Гаврило, Что в ногах их мочи было, По крапиве прямиком Так и дуют босиком.
Спотыкнувшися три раза, Починивши оба глаза, Потирая здесь и там, Входят братья к двум коням. Кони ржали и храпели, Очи яхонтом горели; В мелки кольца завитой, Хвост струился золотой, И алмазные копыты Крупным жемчугом обиты. Любо-дорого смотреть! Лишь царю б на них сидеть! Братья так на них смотрели, Что чуть-чуть не окривели. "Где он это их достал? - Старший среднему сказал. - Но давно уж речь ведется, Что лишь дурням клад дается, Ты ж хоть лоб себе разбей, Так не выбьешь двух рублей. Ну, Гаврило, в ту седмицу Отведем-ка их в столицу; Там боярам продадим, Деньги ровно поделим. А с деньжонками, сам знаешь, И попьешь и погуляешь, Только хлопни по мешку. А благому дураку Недостанет ведь догадки, Где гостят его лошадки; Пусть их ищет там и сям. Ну, приятель, по рукам!" Братья разом согласились, Обнялись, перекрестились
И вернулися домой, Говоря промеж собой Про коней и про пирушку И про чудную зверушку.
Время катит чередом, Час за часом, день за днем. И на первую седмицу Братья едут в град-столицу, Чтоб товар свой там продать И на пристани узнать, Не пришли ли с кораблями Немцы в город за холстами И нейдет ли царь Салтан Басурманить христиан. Вот иконам помолились, У отца благословились, Взяли двух коней тайком И отправились тишком.
Вечер к ночи пробирался; На ночлег Иван собрался; Вдоль по улице идет, Ест краюшку да поет. Вот он поля достигает, Руки в боки подпирает
И с прискочкой, словно пан, Боком входит в балаган.
Все по-прежнему стояло, Но коней как не бывало; Лишь игрушка-горбунок У его вертелся ног, Хлопал с радости ушами Да приплясывал ногами. Как завоет тут Иван, Опершись о балаган: "Ой вы, кони буры-сивы, Добры кони златогривы! Я ль вас, други, не ласкал, Да какой вас черт украл? Чтоб пропасть ему, собаке! Чтоб издохнуть в буераке! Чтоб ему на том свету Провалиться на мосту! Ой вы, кони буры-сивы, Добры кони златогривы!"
Тут конек ему заржал. "Не тужи, Иван, - сказал, - Велика беда, не спорю, Но могу помочь я горю.
Ты на черта не клепли: Братья коников свели. Ну, да что болтать пустое, Будь, Иванушка, в покое. На меня скорей садись, Только знай себе держись; Я хоть росту небольшого, Да сменю коня другого: Как пущусь да побегу, Так и беса настигу".
Тут конек пред ним ложится; На конька Иван садится, Уши в загреби берет, Что есть мочушки ревет. Горбунок-конек встряхнулся, Встал на лапки, встрепенулся, Хлопнул гривкой, захрапел И стрелою полетел; Только пыльными клубами Вихорь вился под ногами. И в два мига, коль не в миг, Наш Иван воров настиг.
Братья, то есть, испугались, Зачесались и замялись.
А Иван им стал кричать: "Стыдно, братья, воровать! Хоть Ивана вы умнее, Да Иван-то вас честнее: Он у вас коней не крал". Старший, корчась, тут сказал: "Дорогой наш брат Иваша, Что переться - дело наше! Но возьми же ты в расчет Некорыстный наш живот.
Сколь пшеницы мы ни сеем, Чуть насущный хлеб имеем. А коли неурожай, Так хоть в петлю полезай! Вот в такой большой печали Мы с Гаврилой толковали Всю намеднишнюю ночь - Чем бы горюшку помочь? Так и этак мы вершили, Наконец вот так решили: Чтоб продать твоих коньков Хоть за тысячу рублев. А в спасибо, молвить к слову, Привезти тебе обнову - Красну шапку с позвонком Да сапожки с каблучком. Да к тому ж старик неможет, Работать уже не может; А ведь надо ж мыкать век, - Сам ты умный человек!" - "Ну, коль этак, так ступайте, - Говорит Иван, - продайте Златогривых два коня, Да возьмите ж и меня". Братья больно покосились, Да нельзя же! согласились.
Стало на небе темнеть; Воздух начал холодеть; Вот, чтоб им не заблудиться, Решено остановиться.
Под навесами ветвей Привязали всех коней, Принесли с естным лукошко, Опохмелились немножко И пошли, что боже даст, Кто во что из них горазд.
Вот Данило вдруг приметил, Что огонь вдали засветил. На Гаврилу он взглянул, Левым глазом подмигнул И прикашлянул легонько, Указав огонь тихонько; Тут в затылке почесал, "Эх, как темно! - он сказал. - Хоть бы месяц этак в шутку К нам проглянул на минутку, Все бы легче. А теперь, Право, хуже мы тетерь... Да постой-ка... мне сдается, Что дымок там светлый вьется... Видишь, эвон!.. Так и есть!.. Вот бы курево развесть! Чудо было б!.. А послушай, Побегай-ка, брат Ванюша! А, признаться, у меня Ни огнива, ни кремня". Сам же думает Данило: "Чтоб тебя там задавило!" А Гаврило говорит: "Кто-петь знает, что горит!
Коль станичники пристали Поминай его, как звали!"
Все пустяк для дурака. Он садится на конька, Бьет в круты бока ногами, Теребит его руками, Изо всех горланит сил... Конь взвился, и след простыл. "Буди с нами крестна сила! - Закричал тогда Гаврило, Оградясь крестом святым. - Что за бес такой под ним!"
Огонек горит светлее, Горбунок бежит скорее. Вот уж он перед огнем. Светит поле словно днем; Чудный свет кругом струится, Но не греет, не дымится. Диву дался тут Иван. "Что, - сказал он, - за шайтан! Шапок с пять найдется свету, А тепла и дыму нету; Эко чудо-огонек!"
Говорит ему конек: "Вот уж есть чему дивиться! Тут лежит перо Жар-птицы, Но для счастья своего Не бери себе его. Много, много непокою Принесет оно с собою". - "Говори ты! Как не так!" - Про себя ворчит дурак; И, подняв перо Жар-птицы, Завернул его в тряпицы, Тряпки в шапку положил И конька поворотил. Вот он к братьям приезжает И на спрос их отвечает: "Как туда я доскакал, Пень горелый увидал; Уж над ним я бился, бился, Так что чуть не надсадился; Раздувал его я с час - Нет ведь, черт возьми, угас!" Братья целу ночь не спали, Над Иваном хохотали; А Иван под воз присел, Вплоть до утра прохрапел.
Тут коней они впрягали И в столицу приезжали, Становились в конный ряд, Супротив больших палат.
В той столице был обычай: Коль не скажет городничий - Ничего не покупать, Ничего не продавать. Вот обедня наступает; Городничий выезжает В туфлях, в шапке меховой, С сотней стражи городской. Рядом едет с ним глашатый, Длинноусый, бородатый; Он в злату трубу трубит, Громким голосом кричит: "Гости! Лавки отпирайте, Покупайте, продавайте. А надсмотрщикам сидеть Подле лавок и смотреть, Чтобы не было содому, Ни давежа, ни погрому, И чтобы никой урод Не обманывал народ!" Гости лавки отпирают, Люд крещеный закликают: "Эй, честные господа, К нам пожалуйте сюда! Как у нас ли тары-бары, Всяки разные товары!" Покупальщики идут, У гостей товар берут;
Гости денежки считают Да надсмотрщикам мигают.
Между тем градской отряд Приезжает в конный ряд; Смотрит - давка от народу. Нет ни выходу ни входу; Так кишмя вот и кишат, И смеются, и кричат. Городничий удивился, Что народ развеселился, И приказ отряду дал, Чтоб дорогу прочищал.
"Эй! вы, черти босоноги! Прочь с дороги! прочь с дороги!" Закричали усачи И ударили в бичи. Тут народ зашевелился, Шапки снял и расступился.
Пред глазами конный ряд; Два коня в ряду стоят, Молодые, вороные, Вьются гривы золотые, В мелки кольца завитой, Хвост струится золотой...
Наш старик, сколь ни был пылок, Долго тер себе затылок. "Чуден, - молвил, - божий свет, Уж каких чудес в нем нет!" Весь отряд тут поклонился, Мудрой речи подивился. Городничий между тем Наказал престрого всем, Чтоб коней не покупали, Не зевали, не кричали; Что он едет ко двору Доложить о всем царю. И, оставив часть отряда, Он поехал для доклада.
Приезжает во дворец. "Ты помилуй, царь-отец!- Городничий восклицает И всем телом упадает. - Не вели меня казнить, Прикажи мне говорить!" Царь изволил молвить: "Ладно, Говори, да только складно". - "Как умею, расскажу: Городничим я служу; Верой-правдой исправляю Эту должность..." - "Знаю, знаю!" - "Вот сегодня, взяв отряд, Я поехал в конный ряд. Приезжаю - тьма народу! Ну, ни выходу ни входу.
Что тут делать?.. Приказал Гнать народ, чтоб не мешал. Так и сталось, царь-надежа! И поехал я - и что же? Предо мною конный ряд; Два коня в ряду стоят, Молодые, вороные, Вьются гривы золотые, В мелки кольца завитой, Хвост струится золотой, И алмазные копыты Крупным жемчугом обиты".
Царь не мог тут усидеть. "Надо коней поглядеть, - Говорит он, - да не худо И завесть такое чудо. Гей, повозку мне!" И вот Уж повозка у ворот. Царь умылся, нарядился И на рынок покатился; За царем стрельцов отряд.
Вот он въехал в конный ряд. На колени все тут пали И "ура" царю кричали. Царь раскланялся и вмиг
Молодцом с повозки прыг... Глаз своих с коней не сводит, Справа, слева к ним заходит, Словом ласковым зовет, По спине их тихо бьет, Треплет шею их крутую, Гладит гриву золотую, И, довольно засмотрясь, Он спросил, оборотясь К окружавшим: "Эй, ребята! Чьи такие жеребята? Кто хозяин?" Тут Иван, Руки в боки, словно пан, Из-за братьев выступает И, надувшись, отвечает: "Эта пара, царь, моя, И хозяин - тоже я". - "Ну, я пару покупаю! Продаешь ты?" - "Нет, меняю". - "Что в промен берешь добра?" - "Два-пять шапок серебра". - "То есть, это будет десять". Царь тотчас велел отвесить И, по милости своей, Дал в прибавок пять рублей. Царь-то был великодушный!
Повели коней в конюшни Десять конюхов седых, Все в нашивках золотых,
Все с цветными кушаками И с сафьянными бичами. Но дорогой, как на смех, Кони с ног их сбили всех, Все уздечки разорвали И к Ивану прибежали.
|