Полезное:
Как сделать разговор полезным и приятным
Как сделать объемную звезду своими руками
Как сделать то, что делать не хочется?
Как сделать погремушку
Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами
Как сделать идею коммерческой
Как сделать хорошую растяжку ног?
Как сделать наш разум здоровым?
Как сделать, чтобы люди обманывали меньше
Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили?
Как сделать лучше себе и другим людям
Как сделать свидание интересным?
Категории:
АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
Суждение п предложениеСуждение как форма мысли существует и развивается только в форме языка. Формой существования суждения является предложение. Вопрос об отношении суждения как формы мысли к предложению как грамматической форме привлекал издавна внимание как логиков, так и лингвистов. Правильное решение этого вопроса логикой затруднено тем, что лингвисты до сих пор не дали еще ответов на многие вопросы учения о предложении и его видах, нет согласия между лингвистами даже в определении самого понятия предложения, больше того, нередко среди них раздаются юлоса, что предложение вообще нельзя определить и нет даже необходимости его определять. Но всякий лингвист тем не менее старается дать определение предложения '. 1 Приведем несколько определений предложения: «Есть одно очень общее и потому неясное определение предложения в речи, в ко- Рассматривая эти определения, мы можем найти в них нечто общее, а именно: предложение служит для выражения определенной единицы мысли. Но что это за мысль, какова ее форма? Лингвисты по-разному отвечали на этот вопрос. Ф. Буслаев весьма просто решал его: слова являются названием общих понятий или представлений, «суждение, выраженное словами, есть предложение-» 1, умозаключению соответствует сложное предложение. При этом суждение он понимал в традиционном смысле, как формальная логика того времени. Ф. Буслаев устанавливал полное тождество между структурой суждения и структурой предложения, растворяя последнее в первом; кроме суждения, он ничего иного не видел в предложении. Концепция Ф. Буслаева была подвергнута критике со стороны так называемого психологического направления в грамматике. В решении вопроса об отношении предложения к суждению психологисты исходили из положения, что каждый язык имеет свою особую логику, причем явления языка нужно объяснять не логикой общечеловеческого мышления, а индивидуальной логикой самого языка. Один из представителей психологического направления — Штейн-тором наиболее могут сходиться различные в других отношениях взгляды на природу предложения, а именно определение, по которому предложение в речи является выражением цельной мысли в слове или в словах». (Ф. Фортунатов, О преподавании грамматики русского языка в средней школе. «Русский филологический вестник», т. LIII, № 1, вып. 1, Варшава 1905 г., стр. 65). «Предложение это единица речи, воспринимаемая говорящим и слушающим как грамматическое целое и служащая для словесного выражения единицы мышления» (А. А. Шахматов, Синтаксис русского языка, изд. 2, Учпедгиз, Л. 1941, стр. 19). «Понятие предложения употребляется в синтаксисе в двух смыслах: более широком — законченной мысли, выраженной словами (в таком смысле употребляется еще и термин фраза), и в более узком — синтаксической единицы, характеризующейся наличием сказуемого» (Л. А. Булаховский, Курс русского литературного языка, т. I, изд. 5, Киев 1952, стр. 269). «Предложение — это грамматически оформленная по законам данного языка целостная (т. е. неделимая далее на речевые единицы с теми же основными структурными признаками) единица речи, являющаяся главным средством формирования, выражения и сообщения мысли» (В. В. Виноградов, Некоторые задачи изучения синтаксиса простого предложения. <Вопросы языкознания» № 1, 1954 г., стр. 3). 1 Ф. Буслаев, Историческая грамматика русского языка, Синтаксис, изд. 5, М. 1881, стр. 8. таль ' считал, что языковые и логические категории абсолютно несовместимы и относятся друг к другу как понятие круга и красного. В результате такого отрыва грамматических категорий от логических Штейнталь пришел к выводу, что язык является своеобразным мышлением, развивающимся согласно только ему одному присущим законам и категориям, которые изучаются грамматикой2. А некоторые психологисты (Пауль) стали даже утверждать, что действительным объектом лингвистики является изучение языка и логики индивидуума. Многие русские языковеды находились под влиянием психологического направления в лингвистике и проводили его в трактовке семантики предложения. Так, Потебня, критикуя отождествление суждения и предложения, писал: «Грамматическое предложение вовсе не тождественно и не параллельно с логическим суждением. Названия двух членов последнего (подлежащее и сказуемое) одинаковы с названиями двух из членов предложения, но значения этих названий в грамматике и логике различны. Термины «подлежащее», «сказуемое» добыты из наблюдения над словесным предложением и в нем друг другом не заменимы. Между тем для логики в суждении существенна только сочетаемость или несочетаемость двух понятий, а которое из них будет названо субъектом, которое предикатом, это для нее, вопреки существующему мнению, должно быть безразлично... Категории предмета и его признака не нужны для логики, для которой и то, и другое — только понятия, совокупности признаков. Тем менее возможно вывести из логического суждения прочие члены предложения: определение, обстоятельство, дополнение» 3. В этом высказывании Потебни наряду с правильными мыслями о том, что грамматические предложения не тождественны суждению, подлежащее и сказуемое предложения — грамматические, а не логические категории и т. д., имеются и неправильные положения, а именно: неверно понимание сущности суждения как сочетания понятий. Нельзя согласиться с утверждением Потебни, что категории предмета и его признака не логические, а грамма- 1 См. Н. Steinthal, Grammatik, Logik und Psychologie, Berlin 1855, S. 221—222. 2 Ibid, S. 224. 3 А. Потебня, Из записок по русской грамматике, т. I—II, Харьков 1888, стр. 61. тические. Сам Потебня склонен считать, что предложение выражает не логическое, а психологическое суждение. Сущность этого акта мысли, отличного от логического суждения, Фортунатов определяет как связь двух представлений — господствующего и подчиненного: «Психологическое суждение заключает в себе, следовательно, три элемента, но в выражении психологического суждения в речи, хотя бы и в полном, сознание связи между представлениями, образующими отдельные части суждения, понятно, не может выражаться отдельно и входит в выражение одной из этих частей. Поэтому и в психологическом суждении, рассматриваемом по отношению к выражению его в речи, мы можем различать два элемента: первую часть психологического суждения и вторую в открываемом мыслью отношении ее к первой части. Вторая часть психологического суждения в ее отношении к первой части может быть называема психологическим сказуемым, а первая, предполагаемая такою второю частью, — психологическим подлежащим...» '. Субъект психологического суждения — представление или комплекс представлений, появляющийся в сознании говорящего или слушающего первым, а психологический предикат — то содержание, которое примыкает к этому первому представлению, другими словами, субъектом является представление, на которое говорящий обращает внимание слушающего, а предикатом — то, что слушающий должен мыслить об этом представлении. Правильно указывая, что содержание предложения не тождественно логическому суждению, представители психологического толкования семантики предложения доводят до абсурда субъективный момент в нем. Суждение выступает у них не как форма отражения объективного мира, а как сочетание представлений, определяемое волей человека. Концепция психологистов оказывается направленной не столько против крайностей формально-логического понимания предложения и его отношения к суждению (Буслаев и др.), сколько против материалистического истолкования сущности суждения. 1 Ф. Фортунатов, О преподавании грамматики русского языка в средней школе. «Русский филологический вестник», т. LIII, № 1—2, Варшава 1905, стр. 67—68. Концепция психологического суждения как семантической основы предложения приводит к отрыву мышления от языка. Примером такого явного отрыва мысли от языка могут служить взгляды на отношение суждения и предложения Д. Овсянико-Куликовского, выделявшего три стадии в развитии мысли: 1) психологическое суждение, 2) предложение, 3) логическое суждение. Психологическое суждение предшествует языку вообще, предложению в частности. Эта форма мысли свойственна мышлению животных и детей в раннем возрасте. Словесное предложение — более высокая форма мысли '. Если в психологическом суждении члены его (субъект и предикат) являются психологическими образами, то в предложении они приурочиваются к известным грамматическим категориям. Так, подлежащее психологического суждения наряжается в форму имени существительного в именительном падеже и из образа как суммы известных впечатлений превращается в понятие вещи, предмета или субстанции, становясь подлежащим словесного предложения. «Сказуемое в свою очередь, — пишет Овсянико-Ку-ликовский, — уже не только образ, приведенный в предикативную связь с подлежащим, но опять-таки образ упорядоченный, приуроченный к категории вещи или к категории признака. Наконец, связка преобразуется в ту более или менее отвлеченную категорию отношения, которая апперцепируется так называемым «вспомогательным глаголом» (есть, быть, являться и проч.)»2. В словесном предложении цельные образы психологического суждения распадаются на части. Так, образ, составляющий подлежащее психологического суждения, распадается в предложении на подлежащее в собственном смысле и его определение, а сказуемое психологического суждения — на сказуемое, дополнения и обстоятельства. 1 «Словесное предложение, — пишет он,— сравнительно с психологическим суждением есть явление гораздо более сложное и в то же время более совершенное, высшее. Оно есть психологическое суждение, осложненное речью, переработанное силою языка» (Д Овсяника-Куликовский, Очерки науки о языке «Русская мысль», кн XII, М 1896, стр 12) 2 Д Овсянико-Куликовский, Очерки науки о языке «Русская мысль», кн XII, стр 14. Высшей ступенью в развитии мышления является логическое суждение, которое, по мнению Овсянико-Куликовского, еще более отвлеченно и рационально. При превра щении словесного предложения в логическое суждение важную роль играет развитие в известном направлении понятия предикативной связи'. Концепция Д. Овсянико-Куликовского о трех стадиях развития мышления насквозь идеалистична и чрезвычайно далека от правильного изображения развития мышления. Основным пороком ее является отрыв мышления от языка: мышление возникает вне языка и стремится к такой форме, которая была бы свободной от него. Эта концепция является логическим завершением психологического, субъективно-идеалистического истолкования семантики предложения психологистами, резко противопоставляющими мысль, содержащуюся в предложении, суждению. Выделение представителями этого направления наряду с логическим субъектом и предикатом и грамматическими подлежащим и сказуемым еще психологических субъекта (подлежащего) и предиката (сказуемого) ведет к отрыву содержания предложения от объективного мира. Субъективный, психологический момент, имеющийся в семантике предложения, возводится ими в главный, решающий и единственный, — а это прямая дорога к субъективному идеализму. Проблемы теории предложения приковывали внимание А. А. Шахматова, который также иногда склонялся к психологическому истолкованию сущности мысли, содержащейся в предложении. При определении предложения он считал чрезвычайно важным выяснить, что выражает предложение, какую форму мысли. «Соглашаясь вообще, — говорил Шахматов,— что предложение, как факт грамматический', должно найти грамматическое определение, я думаю, однако, что в таком определении должно быть прежде всего выражено отношение словесной формы к соответствующему психологическому акту. Определение предложения, как и всякой вообще словесной формы, должно исходить из того, что слова — это знаки для выраже- 1 <.. Логическое мышление зарождается в недрах грамматического и постепенно растет и крепнет по мере развития этого последнего в направлении все усиливающейся отвлеченности связки и возрастающей глагольности сказуемого» {Д Овсянико-Куликовский, Очерки науки о языке сРусская мысль», кн. XII, стр. 27) ния мысли. Поэтому, определение предложения должно прежде всего установить — для какого именно психологического акта оно является знаком, а кроме того, указать, чем именно предложение отличается от других словесных форм: отдельных слов, словосочетаний, речи, языка вообще» '. Стремясь решить эту задачу, Шахматов выдвигает понятие коммуникации как психологической основы предложения. Коммуникация — простейшая единица мышления, состоящая «из сочетания двух представлений, приведенных движением воли в предикативную (т. е. вообще определяющую, в частности зависимую, причинную, генетическую) связь» 2. Понятие коммуникации шире понятия суждения в его традиционном понимании 3. Коммуникация, как и суждение, имеет субъект и предикат; господствующее представление является субъектом, а зависимое от него — предикатом. Оценка учению Шахматова о предложении вообще и коммуникации как его смысловой основе дана в статье академика В. В. Виноградова ««Синтаксис русского языка» акад. А. А. Шахматова» 4, в которой правильно вскрывается сущность шахматовской теории предложения. Прежде всего правильно указывается на идеалистическое толкование Шахматовым сущности коммуникации, которая рассматривается не как форма отражения действительности в сознании человека, а только как связь представлений безотносительно к связи явлений в природе 1 Цит. по статье Е. С. Истриной «Вопросы учения о предложении по материалам архива А. А. Шахматова». См. «А. А. Шахматов», Сборник статей и материалов, изд. Академии наук СССР,М.—Л. 1947,стр.323—324. 2 Л. Л. Шахматов, Синтаксис русского языка, стр. 19. 8 «К коммуникациям относятся не только пропозиции или суждения, но и всякие иные сочетания представлений, умышленно, с тою или иною целью приведенных нами в связь, например, сочетания, нашедшие себе выражение в словах, как дома ли отец^ уходите! выпить бы чего, посидел бы ты с нами! Эти сочетания отличаются от суждения тем, что в них представления приведены в связь нарочитым актом не для утверждения чего-либо или отрицания, а в одном случае для вы-нуждения собеседника к тому, чтобы он высказал суждение, сочетав оба названных в вопросе представления, в другом случае для вынуж-дения или побуждения собеседника произвести то или иное действие (уходите! посидел бы ты с нами), в третьем — для обнаружения желания говорящего (выпить бы чего)». (А. А. Шахматов, Синтаксис русского языка, стр. 19—20.) 4 «Вопросы синтаксиса современного русского языка», стр. 75, и обществе. «...Психологический акт коммуникации, — пишет А. А. Шахматов, — приходится признать результатом сложного процесса, состоящего вначале из движения воли, направленной к сообщению собеседнику сочетавшихся двух представлений, а затем в психическом анализе этих представлений...» '. Субъективно-идеалистическое истолкование Шахматовым коммуникации вытекает из понимания им логики (в его терминологии—психологии) мышления и ее отличия от синтаксиса мышления. По его мнению, логика имеет в виду индивидуальное мышление и строит свои обобщения, исходя из наблюдения над проявлением душевной жизни отдельной личности, а синтаксис имеет дело с нормами, обязательными для каждого говорящего на этом языке, если он хочет быть понятым. Такое понимание логики мышления исключает всякое объективное содержание любой мысли и коммуникации в частности. В глубоком критическом разборе синтаксической системы Шахматова, который дается В. В. Виноградовым, имеются замечания, носящие по крайней мере дискуссионный характер. Так, В. В. Виноградов считает порочным само стремление Шахматова выяснить сущность той общей формы мысли, которая составляет семантическую основу всякого предложения. Он пишет: «Между тем гипотеза о том, что в основе решительно всех форм словесного выражения более или 'менее цельной или законченной мысли лежит одна и та же коммуникация, Шахматовым ни в малейшей степени не доказана. Этому противоречит и модальное многообразие разных типов предложений» 2. Но многообразие -видов предложения, как и всякое другое многообразие, не исключает, а предполагает существование единства. Многое существует в едином, а единое — только во многом. Нельзя отрицать существование единой формы мысли, лежащей в основе предложения, аргументируя многообразием предложений. Несмотря на то, что предложения многообразны, мы тем не менее все их называем предложениями, ибо они имеют между собой 1 Л. Л. Шахматов, Синтаксис русского языка, стр. 20. 2 В. В. Виноградов, «Синтаксис русского языка». акад. А. А. Шахматова, «Вопросы синтаксиса современного русского языка», стр. 83. нечто общее. Даже суждение, понимаемое в узко традиционном смысле, многообразно в своих формах, одно дело — условное суждение, а другое—разделительное, однако логика всегда стремилась найти их общие черты. Почему же нельзя найти общее в тех многообразных формах мысли, которые выражаются в предложении, и как-то обозначить его? Заслуга Шахматова в теории предложения состоит именно в том, что он сделал попытку найти общую форму мысли, которая служит семантической основой всякого предложения и которая объединяла бы суждение в традиционном толковании, вопрос и побуждение. Он сделал попытку вскрыть ее сущность и структуру. Нахождением этого общего не исчерпывается задача исследования формы мысли, выражающейся предложением. Это только одна сторона дела — нахождение единого в многообразном, необходимо еще проанализировать проявление этого общего в конкретных случаях, вскрыть специфичность отдельных форм проявления этого общего — найти многообразное в едином. Ошибка Шахматова состоит отнюдь не в стремлении найти общее в тех многообразных формах мысли, которые выражаются в предложении, а в идеалистическом понимании сущности этого общего и игнорировании выяснения специфики ее проявления в различных формах. Необоснованным нам кажется отрицание того, что мысль, лежащая в основе предложения, имеет субъектно-предикатную форму. Некоторые полагают, что субъектно-предикатная форма не характерна для вопроса и побуждения. В действительности же, как мы старались показать, субъектно-предикатная форма присуща всякой форме суждения, в том числе вопросу и побуждению. Многие лингвисты настойчиво подчеркивали мысль, что сказуемое обязательно для предложения '. Утвержде- 1 Так, А. Дмитревский писал: «Сказуемое есть неограниченный властитель, царь предложения: если есть в предложении кроме него другие члены, они строго ему подчинены и от него только получают свой смысл и значение... И само предложение есть нечто иное, как сказуемое или одно, или с приданными ему другими членами». (А. Дмитревский, Практические заметки о русском синтаксисе, М. 1882, стр. 24.) Е. Ф. Будде считал, что предложением можно считать такое словосочетание, «в котором, есть сказуемое, т. к. сказуемое — самая главная часть предложения, и без сказуемого предложение перестает быть предложением, т е. без сказуемого нет предложения». (Е. Ф. Будде, Основы ние о том, что сказуемое обязательно для предложения, если под сказуемым понимать определенную грамматическую категорию, имеющую смысл только тогда, когда есть подлежащее, вызывает сомнение, ибо в односоставных предложениях нет ни подлежащего, ни сказуемого. Когда некоторые лингвисты говорят, ччо сказуемое обязательно для предложения, то под сказуемым они имеют в виду логический предикат суждения. Субъект суждения может не быть выражен специальным словом, он может быть понятым из ситуации, из контекста, но предикат обязательно находит выражение в специальном слове или группе слов. Это выражение предиката словом или группой слов лингвисты неосновательно смешивали с грамматическим сказуемым, утверждая, что наличие сказуемого обязательно для предложения. Предикат суждения должен быть выражен потому, что он содержит то, что устанавливается суждением,— содержание знания о предмете. Говорящий должен передать, выразить содержание знания о предмете; мысль о предмете, о котором что-либо устанавливается, может быть специально во внешней речи не обозначенной. Наличие в предложении выражения предиката лишний раз свидетельствует о том, что мысль, являющаяся семантической основой предложения, носит субъектно-предикатную форму. Вообще всякая относительно законченная мысль, отражающая действительность, носит субъ-ектно-предикатную форму. Поэтому мы считаем, что Шахматов прав, когда заявляет, что законченность мысли предполагает наличие субъекта и предиката. Какова же точка зрения самого В. В. Виноградова по вопросу о природе формы мысли, выраженной в предложении? В. В. Виноградов возражает против утверждения, что непосредственным назначением всякого предложения является выражение суждения. Он обвиняет логику в том, синтаксиса русского языка, Казань 1913, стр. 11) А. М. Пешковский о роли сказуемого в предложении писал: «Вот этот оттенок в слове, показывающий, что слово соответствует не представлению только, а целой мысли, называется в синтаксисе сказуемостью. Сказуемость — это грамматическая категория, и притом важнейшая из категорий, так как в ней тесно сцепляются речь с мыслью». (Л. М Пешковский, Русский синтаксис в научном освещении, Учпедгиз, М. 1938, стр. 172.) 12* что она игнорирует различие между отдельными типами предложения. «Для логики даже в глагольном типе номинативного предложения не существенны основные грамматические категории времени, лица и наклонения, определяющие структуру предложения. Логика сводит к нескольким обобщенным общечеловеческим схемам все живое многообразие типов предложения, резко отличающихся друг от друга в разных языках мира. Грамматика же рассматривает формы синтаксического выражения мысли, чувства и воли во всех особенностях их конкретного речевого строения, типичных для грамматического строя отдельных языков и их групп, семей, и предложение как предмет грамматического изучения обладает значительно большим количеством специфически выраженных народноязыковых признаков, чем общечеловеческая форма логического суждения. Анализ основных грамматических категорий, обнаруживающихся в строе предложения и определяющих его, например, категорий времени, модальности, предикативного сочетания слов и т. д., показывает специфику предложения, его коренные отличия от суждения, несмотря на тесную связь с ним. Суждение не может существовать вне предложения, которое является формой его образования и выражения. Но если суждение выражается в предложении, то это еще не значит, что назначение всякого предложения — выражать только суждение» 1. Мысль Виноградова, что назначение всякого предложения выражать не только суждение, верна. Всякое предложение выражает суждение, но не только суждение. Логика не изучает особенности различных типов предложений, она анализирует формы мысли, лежащие в их основе. При этом нельзя ограничиваться только чрезмерным подчеркиванием специфики мыслей, выраженных в разных типах предложения, что может привести к отрицанию единства между ними. При решении вопроса о семантике предложений надо исходить из того, что смысловую основу предложения составляет суждение в какой-либо его форме: или суждение-сообщение, или суждение-B'onpoc, или суждение-побуждение. 1 «Вопросы языкознания» № 1, 1954 г., стр. 6—7. 332 Как хорошо известно, одно и то же суждение можно выразить по-разному, в различных предложениях. Ноне следует думать, что смысловое значение этих предложений тождественно. Они тождественны только в том отношении, что основная мысль-суждение так или иначе находит выражение в них. Но в каждом из этих предложений, кроме выражения этого суждения, имеются еще другие смысловые значения, волевые и эмоциональные оттенки, выраженные специфическими приемами, с помощью которых говорящий пытается выделить то или иное значение. Такими средствами являются смысловое ударение, паузы, порядок слов, интонации и т. д. Недаром говорят, чтобы стать хорошим педагогом, надо уметь одну фразу (например, «подойди сюда») произнести с двадцатью различными оттенками. Предложение есть форма реального существования суждения, а форма выражения суждения не является пассивной, не оказывающей влияния на суждение. Всякое новое выражение суждения связано с тем или иным новым пониманием, а всякое иное понимание означает переустройство мысли. Предложение, возникающее для выражения данного суждения, подчеркивает в, мысли одно и оставляет в тени другое, оно освещает суждение светом чувства, настроения, толкует, интерпретирует его. Поэтому предложение нельзя считать внешним придатком суждения, которое, воплощаясь в предложении, находит в нем естественное завершение. Суждение в предложении делается неизмеримо богаче и живее в смысловом отношении. Причем эти эмоциональные и волевые оттенки, которые имеются в семантике предложения, связаны с общим смыслом выражающегося суждения, они осмысливаются и выступают как чувственная, индивидуальная окраска его. И здесь прав В. В. Виноградов, когда он пишет: «Логика, изучающая формы и законы общечеловеческого мышления (а в мышлении и в содержании всякого предложения обязательно имеется что-то общечеловеческое, а иначе оно не будет понято.— П. К.-), не интересуется ни эмоциональной и волевой стороной сознания, ни формами словесного выражения эмоций и волевых побуждений. Вместе с тем понятно, что выражение эмоций в языке не может не быть осознанным. Степень мыслительного, понятийного содержания в таком словесно-эмоциональном выражении отчасти определяется характером и степенью его грамматической расчлененности» '. Но В. В. Виноградов видит отличие мысли, содержащейся в предложении, от суждения не только в том, что мысль в предложении эмоционально, чувственно окрашена, но также и главным образом в модальности, которая якобы присуща мысли в предложении, но не присуща суждению. Он присоединяется к тому мнению, что интонация сообщения и предикативность, т. е. отнесенность высказываемого содержания к реальной действительности, являются двумя специфическими особенностями предложения 2, Ничего нельзя возразить против утверждения, что содержание предложения обязательно включает в себя отнесенность к действительности, но было бы неверным думать, что эта отнесенность высказывания к действительности характерна только для предложения и составляет его специфическую особенность. В действительности же предикативность, отнесенность к действительности, составляет характерную особенность также и суждения как формы отражения действительности. Как мы уже указывали, суждение направлено на предмет, функция суждения состоит в том, чтобы верно отражать объективный мир; как отдельные элементы суждения, так и суждение в целом соотнесены с действительностью, в противном случае оно потеряет всякий смысл. Конечно, суждение не существует без предложения, поэтому отнесенность высказываемого к действительно- 1 «Вопросы языкознания» № 1, 1954 г., стр. 12. 2 «Общее грамматическое значение отнесенное™ основного содержания предложения к действительности,— пишет он,— выражается в синтаксических категориях модальности, а также времени и лица». Или: «Отношения сообщения, содержащегося в предложении, к действительности — это и есть прежде всего модальные отношения. То, что сообщается, может мыслиться говорящим как реальное, наличное в прошлом или в настоящем, как реализующееся в будущем, как жела-. тельное, требуемое от кого-нибудь, как недействительное и т. п. Формы грамматического выражения разного рода отношений содержания речи к действительности и составляют синтаксическое существо категории модальности. Категорией модальности определяются различия между разными модальными типами предложения. Кроме форм глагольных наклонений, категория модальности выражается также модальными частицами и словами, а также интонацией. Известно, например, сложное и тонкое разнообразие модальных красок инфинитивных предложений в русском языке». («Вопросы языкознания» № 1, 1954 г., стр. 16.) сти раскрывается в грамматических категориях — модальности времени и лица. Но языковая оболочка суждения не создает соотнесенность мысли с действительностью, а грамматически выражает ее, усиливает ее различными эмоциональными и волевыми оттенками. В предложении предикативность получает свою экспрессию. Предложение настолько тесно связано с суждением, что в живом реальном процессе мышления человек не отделяет суждения от предложения, мыслит суждениями-предложениями, а не чистыми мыслями-суждениями. Связь, единство суждения и предложения настолько тесны, что уяснение смысла суждения дает нам возможность правильно грамматически построить предложение; в свою очередь уяснение предложения и его структуры необходимо для выяснения смысла предложения, т. е. того суждения, которое выражено этим предложением. Возьмем, например, следующее предложение: «Выступление товарища Н. в Ленинграде было встречено с восторгом». Из этого предложения, взятого вне контекста, неясно, идет ли речь о выступлении товарища Н. в Ленинграде или же о выступлении где-то в другом месте, а в Ленинграде оно было встречено с восторгом—иными словами, неизвестно, куда относится слово «Ленинград», к субъекту суждения или к предикату. Надо точно уяснить смысл суждения, найти его субъект и предикат и так построить предложение, чтобы слушающий или читающий однозначно понял вас. Если речь идет о выступлении в Ленинграде, то это суждение можно выразить так: «Выступление в Ленинграде товарища Н. было встречено с восторгом», а если же мы хотим сказать, что это выступление в Ленинграде встречено с восторгом, то предложение может иметь следующий вид: «Выступление товарища Н. было встречено в Ленинграде с восторгом». Предложение, как некоторое грамматическое целое, служащее для выражения мысли, имеет свою грамматическую структуру. Возникает вопрос об отношении структуры членов предложения к структуре суждения. В решении этого вопроса лингвисты нередко склонялись к двум крайним точкам зрения. Одни лингвисты, а вслед за ними и логики, отождествляли структуру предложения со структурой суждения, изучали структуру предложения, подгоняя ее под структуру суждения Это наиболее древняя тенденция в теории предложения. Существует универсальная схема предложения и его членов, которая якобы применима для всех времен и всех народов, для всех языков мира. Эта схема сводится к следующему: каждое предложение имеет подлежащее, сказуемое и второстепенные члены предложения. Причем при определении этих членов предложения исходили не из грамматических, а из смысловых, логических критериев, растворяя грамматические категории в логических. Так, подлежащее — это то, о чем говорится в предложении, а сказуемое — то, что говорится в предложении, дополнение — это другие предметы, кроме подлежащего, и т. д. Такое непосредственное выведение структуры предложения из структуры суждения неверно: оно ведет к искусственному подтягиванию всего разнообразия предложений во всех языках мира к одной универсальной схеме. В этом отношении нельзя не согласиться с В. В. Виноградовым, подвергнувшим резкой критике эту концепцию '. Совершенно верно указание В. В. Виноградова, что при этой концепции пропадают характерные признаки отдельных типов предложения, своеобразие их структуры в том или чном языке, исторические изменения в составе предложения в данном языке. Особенно ненормальным является подведение всех предложений под некий универсальный, идеальный тип и рассмотрение всех остальных как отклонение от нормы вследствие сокращения и опущения. «Даже в каждой реплике диалогической речи,— пишет В. В. Виноградов,— восстанавливались «опущенные» члены предложения. Например, в отрывке из «Пиковой дамы» Пушкина: «— Случай! — сказал один из гостей.— Сказка' — заметил Германн» — восклицательные предложения Случай! и Сказка! должны были «разбираться» гак: это (подлежащее) был (связка) случай (сказуемое); по такой же схеме осмыслялся грамматический состав и предложения: Сказка!» 2. Основным пороком этой концепции является игнорирование специфических особенностей языка. Члены предложения — не просто мысли (понятия), а имеющие 1 См. «Вопросы языкознания» № 1, 1954 г., стр. 5. 2 Там же. смысловое значение слова, которые сочетаются в предложении на основе законов данного языка, а не на основе только законов логики. Законы логики общечеловечны, они одинаковы для всех людей, стремящихся к достижению истины, а формы слов и словосочетания специфичны для каждого языка. О тождестве между частями суждения и членами предложения нельзя говорить хотя бы потому, что суждение обязательно состоит из трех частей, предложение же может состоять из одного слова, а это значит, что каждой части суждения может не соответствовать отдельное слово в предложении. Но неверной является и другая тенденция — отрыв членов предложения от частей суждения. Члены предложения, будучи синтаксическими категориями, основанными на формах слов и словосочетаний в данном языке, тесно связаны со структурой суждения. При расчленении предложения на части принимается во внимание и смысловая сторона. По предложению и его структуре мы уясняем смысл суждения, которое выражено этим предложением. Особенно это хорошо видно в процессе перевода с одного языка на-другой, например с иностранного на родной. На основе анализа предложения иностранного языка, нахождения его членов мы уясняем смысл того суждения, которое выражено в этом предложении, определяем субъект и предикат его. Уяснив суждение, мы выражаем его на нашем родном языке. По грамматическим категориям можно уяснить смысл суждения потому, что грамматические категории формировались для выражения наших мыслей, т. е. в определенной зависимости от логических категорий, в данном случае в зависимости от структуры суждения. Связь частей предложения с частями суждения специфична не только в каждом языке, но даже в одном и том же языке в различных типах предложения имеются свои особенности связи структуры суждения со структурой предложения. Задача науки состоит не в том, чтобы искусственно подводить эту связь под какую-то универсальную схему, и тем более не в том, чтобы игнорировать ее, а в том, чтобы изучать специфические формы этой связи в различных языках и в разных типах предложения в одном и том же языке. Различие связи между частями суждения и членами предложения в разных языках можно показать на примере предложений русского языка. Наиболее распространенной классификацией предложений в русском языке является деление Шахматовым всех предложений на две большие категории: односоставные и двусоставные. Односоставными называются предложения, в которых сочетание субъекта и предиката коммуникации находит себе соответствие в одном члене предложения, выраженном большей частью одним словом. Член предложения, соответствующий по своему значению сочетанию субъекта с предикатом, называется главным членом односоставного предложения. Недостаток шахматовского понимания структуры односоставного предложения и ее отношения к структуре суждения состоит в стремлении подогнать структуру односоставного предложения к типу двусоставного предложения '. Грамматические понятия «подлежащее» и «сказуемое» имеют свой смысл только относительно двусоставных предложений. Вызывает возражение в связи с этим и его классификация односоставных предложений на подлежащные, бес-подлежащные, вокативные и безличные. Это деление не выдержано по одному основанию, а главное, в качестве основания взят признак — наличие или отсутствие подлежащего, категории, которая неприменима к односоставному предложению. Толкование односоставного предложения как неполного двусоставного приводит к потере его специфичности, оригинальности выражения в нем суждения. От такого толкования многие советские лингвисты отказались. Главный член односоставных предложений не является ни 1 «Сравнительно,— пишет А. А. Шахматов,— со способами словесного выражения главных членов в двусоставных предложениях 1лавный член односоставного предложения может быть отождествлен формально или с подлежащим, или со сказуемым, причем, конечно, не следует забывать, что такое «сказуемое» отличается от сказуемого двусоставного предложения тем, что вызывает представление и о предикате и о субъекте, между тем как сказуемое двусоставного предложения соответствует только предикату, а также, что «подлежащее» односоставного предложения вызывает представление и о субъекте и о предикате, между тем как подлежащее двусоставных предложений соответствует только субъекту» (Л. Л Шахматов, Синтаксис русского языка, стр 50). подлежащим, ни сказуемым, а оригинальной формой выражения субъекга, предиката и связки суждения. Разберем логическую природу некоторых типов односоставных предложений. Прежде всего остановим внимание на так называемых номинативных предложениях. Этим термином лингвисты обозначают все односоставные предложения, которые выражают мысль о бытии, наличности, существовании названного предмета, явления или действия. Номинативные предложения выражаются именем существительным в именительном падеже (или количественно-именным сочетанием, местоимением, числительным). Номинативное предложение может состоять из одного слова и из словосочетания с именем существительным как главным членом. Примеры номинативных предложений: «Ветер». «Ночь». «Путевые огни». «Водокачка». «Тень семафора». Подобного типа предложения, по мнению некоторых логиков, выражают какой-то один элемент суждения, чаще всего предикат суждения. Номинативные предложения образовались в результате того, что один из членов двусоставного предложения стал постоянно пропускаться, а со временем даже перестал подразумеваться. Такое предложение выступает как трансформация двусоставного. Так, профессор П. С. Попов исходит из того, что если в предложении субъект суждения не нашел выражения в специальном слове, то его нет вообще, а существует только предмет суждения. «Без предмета суждения не может быть никакого предицирования, т. е., иначе говоря, никакого суждения, но это и значит, что имеется предмет, не получивший словесного выражения. Мы и настаиваем на том, что предмет суждения может порою не получать выражения. Если же предмет получил свое выражение в суждении, то имеется субъект в формально-логическом смысле слова. Но ничего третьего тут нет и не может быть. Либо предмет не получил выражения в субъекте, тогда имеется лишь предмет суждения; либо логический субъект, отражающий предмет, имеется в наличности, будучи выражен в суждении; тогда налицо и предмет суждения и отражающий его субъект (в том или ином его признаке); этот субъект можно назвать чисто логическим субъектом в тесном смысле этого слова. Все остальное следует признать формально-логическим мифом, а именно, будто возможна такая ситуация: налицо предмет высказывания, выраженного же словесно в суждении предмета в виде особого элемента — нет, но все же имеется некий субъект, словами не выраженный. Тогда мы скажем: этот словами не выраженный субъект и есть самый предмет высказывания, который раскрывается в сказуемом...» ' В качестве примера таких суждений, в которых есть предмет суждения, но нет субъекта суждения, П. С. Попов приводит мысли, содержащиеся в текстах вывесок, заглавиях книг, статей и т. д. Он считает, что заглавия (например, «Анна Каренина») представляют собой назывные суждения, но самого субъекта в тексте нет, а если нет субъекта суждения в тексте, то он отсутствует вообще, а есть только предмет суждения. Недопустимо отождествлять члены предложения с членами суждения, слова с понятиями. Единство языка и мышления нельзя понимать в смысле полного тождества их. Нельзя думать, что если в каком-либо предложении субъект суждения не нашел выражения в специальном слове внешней речи, то, следовательно, и в мысли, в самом суждении нет субъекта. Этот субъект может быть понят из ситуации, а это означает, что в мысли он обязательно есть (иначе не может состояться суждение) и выражается определенными, общепонятными средствами. В односоставных предложениях нет смысла говорить ни о подлежащем, ни о сказуемом предложения. Не предмет материального мира, обозначенный словом, является субъектом суждения, а предмет, отраженный в сознании и выраженный какими-либо средствами. Предмет суждения сам по себе не входит в состав суждения, ибо он не мысль, а объективная действительность. Состав суждения образуют мысли: субъект, предикат и связка. Нет такого суждения, в котором бы были предикат, связка и предмет суждения, но не было бы субъекта. Для того чтобы предмет суждения вошел в суждение, его нужно мыслить, т. е. он должен стать субъектом суждения. Нам представляется, что номинативное предложение выражает суждение, но специфическим образом, отлично от того, как его выражает двусоставное предложение. Но- 1 П. С. Попов, Суждение и его строение. «Философские записки», т. VI, стр. 79. минативное предложение выражает связь субъекта и предиката не в форме связи между грамматической парой: подлежащим и сказуемым, а одним главным членом вместе с такими средствами, как интонация и т. д., которые обозначают, что выражается не отвлеченное понятие, а суждение. Так, например, семантика слова «осень» отличается от семантики номинативного предложения «Осень!» и именно тем, что одно выражает отвлеченное значение, а другое — суждение. Когда мы имеем дело со словом «осень», то семантику этого слова составляет абстрактное обобщение «осень», в котором мы мыслим и выделяем общие признаки определенного явления в природе. Содержанием номинативного предложения «Осень!» является конкретное суждение, в котором конкретно утверждается об определенном состоянии в природе в определенное время. Данное суждение, составляющее смысловую основу номинативного предложения, имеет назначение не обозначать признаки определенного явления природы, а конкретно утвердить, что данное явление природы сейчас имеет место в действительности. Для суждения характерна в отличие от значения слова конкретность, соотношение с конкретной действительностью, и это ярко выражено в содержании номинативного предложения. Посредством интонации, ударения, точки или восклицательного знака, который мы ставим после слова «осень», отмечается, что в данном случае речь идет не о выражении понятия «осень», а о выражении конкретного суждения, говорящего о наличии определенного состояния в природе. Среди лингвистов и логиков существуют самые различные мнения по вопросу о логической и лингвистической сущности безличных предложений. Некоторые ученые (Гербарт, Тренделенбург, Марта) трактовали безличные предложения как одночленные суждения, возникшие в эпоху примитивного мышления. В основе безличных предложений лежит суждение с одним предикатом. Гербарт и Тренделенбург объявляли имперсоналии несовершенными суждениями, остатками прежних форм. Брентано, наделивший первобытного человека одними представлениями, также считал возможным существование суждения без субъекта. В советской литературе П. С. Попов придерживается взгляда на семантику безличного предложения, как на суждение без субъекта. «Безличные суждения,— пишет он,— лучший показатель того, что суждение может быть бессубъектным, не теряя своей структуры как суждения; бе.спредикатным же оно по существу никогда не может быть» 1. К взгляду, что в безличных предложениях выражено суждение с одним предикатом, можно прийти только на основе отождествления логического субъекта с грамматическим подлежащим предложения, игнорируя языковую специфику выражения суждения в безличном предложении. Некоторые логики склонялись к тому, что суждения в безличном предложении имеют субъект и предикат. Но при этом указывали на неопределенность субъекта. Так, Вундт считал, что в безличном предложении выражается неопределенное суждение, неопределенным является субъект из-за его неустойчивого содержания. Зигварт, написавший специальную работу о безличных предложениях 2, подводит все безличные предложения под суждение наименования. Он считает, что в основе безличных предложений лежит суждение с субъектом и предикатом, но субъект не всегда грамматически выражен. «Движение мышления в суждениях,— пишет он,— выражающих свойство или деятельность вещи, 'развивается отчасти так, что в сознании впервые появляется вещь (грамматический субъект), отчасти так, что впервые в сознании появляются свойство или деятельность (грамматический предикат). В первом случае свойство или деятельность сперва различаются, как составная часть данного сложного представления, а затем они наименовываются. Во втором же случае свойство или деятельность сперва воспринимаются сами по себе и наименовываются, а затем относятся к вещи. 1 П. С. Попов, Суждение и его строение. «Философские записки», т. VI, стр. 78. Или: «Безличные суждения, как известно, причиняют много хлопот синтаксису. В самом деле, где здесь подлежащее и есть ли оно? С логической точки зрения, наоборот, безличное суждение — наиболее прозрачный и поучительный для анализа случай. Из его рассмотрения мы видим, во-первых, что не всякое суждение нуждается в понятии в том точном смысле этого слова, как об этом сказано выше. В суждениях типа «Больно», «Светает» нет разработанных понятий, но всегда есть предикат». (Там же, стр. 80). 2 С/г. Sigwart, Die Impersonalien, Freiburg 1888. Последнего акта — отношения к вещи — при определенных условиях может не быть. Этим объясняются так называемые безличные предложения» \. Таким образом, и Зигварт склоняется к тому взгляду, что в безличных предложениях выражаются дефектные, неполноценные суждения, в которых не хватает акта отношения свойства или деятельности к вещи. Неверно утверждение Зигварта, что всегда сначала познается то, что выражается прилагательным или глаголом (свойство, деятельность и т. д.), а уже потом то, что выражается существительным (вещь или деятель). Сначала «бежит», а потом «заяц», сначала «там лежит», а потом уже «завядший лист». На самом деле может быть и наоборот: сначала воспринимается предмет, а потом его свойство. При решении проблемы логической природы безличных предложений, как нам представляется, нужно исходить из того, что никаких дефектных суждений нет, нормальный человек мыслит нормальными суждениями, и они могут выражаться в форме так называемых безличных предложений. Суждение, выраженное в безличном предложении, как и всякое другое суждение, имеет субъект, предикат и связку. Так, в суждении «морозит» своеобразно выражена мысль о наличии определенного состояния в природе. Эта мысль будет истинной, если она соответствует действительности, т. е. если это явление в природе имеет место, и, наоборот, она будет ложной, если этого явления нет. В безличном предложении, как правило, выражаются суждения о физическом состоянии природы, психологиче-ско-эмоциональных переживаниях человека, интеллектуальном восприятии действительности и модально-волевых отношениях людей. Субъектом этих суждений является мысль о предмете (человеке и т. д.), который испытывает определенное состояние, а мысль о последнем образует предикат суждения. Эти суждения могут быть выражены предложениями другой конструкции, но форма безличного предложения имеет свои особенности, она может выражать то, что в форме другого предложения теряется, не находит отражения. Безличные предложения обогащают наш язык такими ' Х- Зигварт, Логика, т. 1, Спб. 1908, стр. 66. 343 средствами, которые дают нам возможность выразить все оттенки и смысловое богатство нашей мысли, чувства, воли и эмоций, они раскрашивают нашу мысль, делают ее многоцветной. В безличных предложениях суждение и его многочисленные смысловые оттенки выражаются не подлежащно-сказуемой конструкцией, а с помощью определенных слов и специальных конструкций. Так, в русском языке безличные предложения образуются многообразно: из безличных глаголов в форме третьего лица («вечерело», «чудится»), глаголов достатка и недостатка, из конструкции страдательного причастия, из инфинитивных конструкций, иэ именных предикативных слов и инфинитива, примыкающего к ним. Все эти средства образовались для специфического выражения суждения, содержащегося в безличном предложении. Безличные предложения не равноценны. Одно дело безличное предложение «Морозит», другое дело — «Мне стало жаль ее». В последнем предложении субъект суждения выражен отдельным словом («мне»), и оно безлично только по форме (форма безличного глагола «стало»), а не по существу. При анализе безличных предложений нередко их логическое содержание отождествляется с грамматической формой. Когда анализируют предложение «Дождит», то говорят об отсутствии, неясности, неопределенности субъекта действия, неизвестно: кто дождит. Это предложение якобы выражает деятельность без деятеля, предикат без субъекта. В действительности же данное предложение выражает не мысль о том, что кто-то производит действие — дождит, а мысль об определенном состоянии в природе. Но эта мысль выражена в своеобразной грамматической форме. Как возникла эта форма, почему в ней содержится оттенок мысли, который мы сейчас не имеем в виду (что это действие кто-то производит), эти вопросы должна в конце концов разрешить лингвистика. Н. Я. Марр, например, считал, что безличные предложения возникали в те времена, когда люди населяли природу духами и верили в то, что кто-то действительно дождит и морозит. Возможно, что эта грамматическая форма в свое время соответствовала содержанию мышления того времени и сейчас сохранилась только грамматическая форма, которая наполнена другим содержанием. Современный человек, когда говорит «дождит», не мыслит о деятеле, а только об определенном состоянии в природе. Отождествление грамматической формы с логическим содержанием безличного предложения запутывает понимание сущности мысли, выраженной в нем. Тот факт, что номияативные и безличные предложения выражают суждение, ни в коей мере не говорит о том, что логическая природа их абсолютно тождественна, суждения бывают разные как по форме, так и по содержанию, по различным оттенкам мысли. Чтобы выяснить семантику различных типов предложений, далеко не достаточно установить, что все они выражают суждения, необходимо еще выяснить специфические особенности их семантики. И здесь нужно идти не столько от логической структуры суждения к структуре предложения, а главным образом от структуры предложения восходить к логической природе суждения, выражаемого в нем. Но, кроме этого, нужны лингвистический анализ различных типов предложения и выяснение, как в них конкретно выявляется логическая природа суждения. К сожалению, ни лингвистика, ни логика еще в достаточной мере не проделали этой работы. В двусоставных предложениях суждение, связь субъекта и предиката в нем выражаются иначе, чем в односоставных. В двусоставных предложениях грамматический центр состоит не из одного слова, а из конструкции: «подлежащее — сказуемое». Связь «подлежащее — сказуемое» образует такой грамматический центр, вокруг которого группируются все остальные слова, вступая между собой в определенные синтаксические связи. С помощью этого центра выражается основа суждения, связь субъекта и предиката в нем, а предложение в целом выражает все содержание суждения со всеми его оттенками и смысловыми красками. Возьмем, например, предложение: «Красивая серая лошадь, подгоняемая усатым ямщиком, быстро бежит по ровной дороге в город». «Лошадь» — подлежащее, «бежит» — сказуемое. «Лошадь бежит» — эта связь подлежащего и сказуемого выражает не все суждение, а часть его; через сочетание подлежащего и сказуемого выражается субъектно-предикатная форма связи мыслей в суждении. 13 Мышление Все остальные слова группируются вокруг этого центра, завися грамматически от того или другого главного члена: Связь этих слов, называемых второстепенными членами предложения, с главными членами (подлежащим и сказуемым) выражает связь мыслей, имеющуюся внутри суждения, связь внутри субъекта и внутри предиката. Если брать суждение в развитии, то можно увидеть, что. эти связи внутри субъекта и предиката также некогда имели субъектно-предикатную форму, но в дальнейшем развитии их субъектно-предикатная форма стерлась, ибо они стали выражать знание, установленное в прежних суждениях. Понятие «красивая, серая лошадь» является результатом ряда суждений. Изменение логических связей между мыслями привело и к изменению синтаксических связей между словами: предикативная конструкция с подлежащим и сказуемым «лошадь — красивая» превратилась в атрибутную — «красивая лошадь». На этом примере мы еще раз убеждаемся, что синтаксические отношения между словами в предложении связаны с логическими отношениями между мыслями в суждении, предикативная связь между главными членами предложения выражает связь субъекта с предикатом в суждении. Однако эту связь нельзя абсолютизировать. Подлежащее не всегда выражает субъект суждения, а сказуемое — предикат, поэтому нельзя согласиться с И. И. Мещаниновым, когда он пишет: «Синтаксическими выразителями субъекта и предиката в предложении оказываются подлежащее и сказуемое...» *. Или: «В позиции только главного члена предложения выступают подлежащее и сказуемое. Являясь выразителями членов коммуникации, субъекта и 1 И. И. Мещанинов, Члены предложения и части речи, изд. Академии наук СССР, М.—Л. 1945, стр. 169. предиката, они, в случае своего наличия в предложении, оказываются носителями основных понятий высказывания» 1. Это утверждение, сделанное без всякой оговорки, неверно. Синтаксические связи формируются, несомненно, в зависимости от логических, но не следует их отождествлять, отрицать относительную самостоятельность каждой. Нельзя забывать, что члены предложения имеют свои формально-синтаксические критерии. Грубо, упрощенно для русского языка эти критерии выглядят так: подлежащее — имя существительное в именительном падеже, связанное грамматически со сказуемым, которым оно определяется; сказуемое, как правило,— именная форма глагола, согласованная с подлежащим в лице, числе, а в прошедшем времени — ив роде; дополнение — существительное или часть речи, его заменяющая (прилагательное, причастие, инфинитив), обязательно в косвенном падеже с предлогом или без предлога; определение—имя прилагательное (или счетное местоимение, причастие), согла-суемое в роде, числе и падеже с именем существительным или другой частью речи, его заменяющей, обстоятельство — наречие или деепричастие, не согласуемые и не управляемые, но примыкающие к другим словам (сказуемому, определению или другому обстоятельству). Члены предложения как слова имеют определенную связь со структурой суждения и формировались для выражения его, но они имеют и свою специфику. Подлежащее чаще всего находится среди слов, которые выражают субъект суждения, а сказуемое — среди слов, которыми выражается предикат, так обстоит дело в предложении «Красивая серая лошадь быстро бежит в город по ровной дороге». Но подлежащее — только одно слово, выражающее субъект. Грамматическое подлежащее может находиться среди тех слов, которыми выражается предикат, а дополнение может быть выразителем субъекта. Например, в предложении «Молодого радиста не брал ни один корабль» дополнение «молодого радиста» выражает субъект суждения, а подлежащее «корабль» находится среди слов, которыми выражается предикат. - Такое несоответствие между членами предложения и частями суждения объясняется тем, что различны 1 И, Ц, Мещанинов, Члены предложения и части речи, стр. 167. 13* 347 критерии для определения их. При разбивке суждения на части (субъект, предикат и связку) исходят из его смысла, а при нахождении членов предложения — из формального, синтаксического критерия: ищут слова определенной формы. При нахождении субъекта суждения мы берем во внимание не только один момент — субъект суждения выражается словом или группой слов, среди которых должно быть имя в именительном падеже, но и все другие моменты: порядок слов предложения, логическое, смысловое ударение, предшествующие предложения (фраза в контексте), и определяем мысль о предмете. При определении же подлежащего предложения во внимание берется только один формальный грамматический критерий. Субъект суждения определяется для уяснения смысла суждения. Нахождение подлежащего помогает уяснить смысл суждения, ибо, как правило, оно служит для выражения субъекта суждения. Но найдя одно подлежащее, мы еще не можем определить субъект суждения. Только уяснив структуру предложения в целом и его место в системе других предложений, можно понять смысл выраженного в нем суждения, определить его субъект, предикат и связку. При решении вопроса об отношении суждения и предложения нельзя не сказать несколько слов о логической основе так называемых неполных предложений. Неполные предложения советские лингвисты рассматривают не как какие-либо дефектные, не укладывающиеся в рамки «нормального» двусоставного предложения, а как «особые живые структурные типы высказывания разговорной, по преимуществу диалогической, формы речи...» '. В неполном предложении в отличие от полного не выражены все части суждения, поэтому, беря это предложение вне контекста и ситуации, нельзя уяснить суждения. Только рассматривая его в совокупности, в контексте с предыдущим и последующим, уясняя ситуацию, интонацию и жесты, можно понять суждение, которое хотели в нем выразить. Например, в группе предложений- «— Денег-то сколько, трудов сколько!— Чего трудов? — спросил кто-то, сразу не поняв смысла ее слов. — Обратно построить все,— просто сказала женщина» {Симонов, Дни 1 И А. Попова, Неполные предложения в современном русском языке, «Труды института языкознания», т. II, изд. Академии наук СССР, М. 1953, стр. 20, и ночи) — выражено суждение: «Обратно все построить, нужно много денег и трудов». Но это суждение выражено своеобразно. Сначала женщина пыталась его выразить одним восклицательным предложением: «Денег-то сколько, трудов сколько!», полагая, что субъект понятен из ситуации. Второе неполное предложение: «Обратно построить все», выражает субъект суждения. Содержание предложения: «Обратно все построить нужно много денег и трудов», не тождественно совокупности тех неполных предложений, которые приведены выше. Суждение, выраженное совокупностью неполных предложений, имеет свою эмоциональную окраску, оно освещено живым чувством произносящего, чего нет, конечно, в эпически спокойном предложении: «Обратно все построить нужно много денег и трудов». Поэтому неполные предложения необходимы для общения людей между собой, они обогащают средства выражения суждения, с их помощью можно выразить также оттенки мысли, которые теряются в других формах, особенно велико их значение в художественной литературе. Близки к неполным предложениям высказывания, которые некоторыми лингвистами называются эквивалентами предложения. Сюда относятся- все междометия, не заменяющие собой глаголов («Увы!», «Ах!»), отдельные словосочетания, заглавия книг, статей, названия разных учреждений, обществ. Эти высказывания, взятые изолированно, не выражают собой суждения, но в контексте с учетом ситуации, вместе с другими предложениями они служат для выражения определенного суждения; некоторых оттенков мыслей в нем. Так, например, надпись «Книжная лавка», вывешенная в определенном месте, выражает суждение: «Здесь — книжная лавка». Если эта надпись соответствует действительности, т. е. здесь в самом деле продают книги, то суждение, выраженное ею, истинное, а если не соответствует — ложное. Словесное предложение является основным средством, формой выражения суждения. Но не следует думать, что никаких других форм быть не может. Суждение может быть выражено в форме математической символики: Y=XZ, в форме таблиц, графиков и т. д. Академик В. С. Немчинов указывает, что статистическая таблица является своеобразной формой выражения суждения. «Сущность же статистической таблицы,— пишет он,— состоит в совокупности суждений, выраженных не словами, а числами. Как и всякое логическое предложение, статистическая таблица имеет свое подлежащее и сказуемое. Название отдельных единиц наблюдений или их сово-купностей составляет содержание подлежащего таблицы. В основе подлежащего лежит группировка объектов и разбивка их на одновидные и однородные части. Характеристика же этих групп объектов или единиц наблюдения составляет содержание сказуемого. В сказуемом эти группы или единицы наблюдения характеризуются в отношении их существенных черт или характерных признаков..» ' Язык как средство выражения мысли имеет свои особенности. Слова и фразы, как говорят семантики, полны эмоциональных выражений, чарующих звуков, возвышенных звучаний, неопределенных и расплывчатых терминов. Эмоциональная окрашенность, эффективность, многозначность слов и предложений, с одной стороны и в одних условиях, способствуют более адекватному и всестороннему выражению мысли, с другой стороны и в других условиях, мешают взаимопониманию. Семантики правы, когда они говорят, что точность в языке имеет первостепенное значение, что самые великие идеи, самые возвышенные идеалы теряют свое значение, если их передавать не точно. Требование семантики установить точную однозначную научную терминологию правильно, и многие мыслители прошлого еще задолго до них проводили эту мысль. Но спекулируя на отдельных недостатках живого, «естественного», языка, семантики развивают порочную идею полной замены в науке языка слов и предложений искусственным языком, подобным символическому языку современной математики. Эту мысль настойчиво проводит С. Чейз. Основываясь на неправильном понимании сущности языка и его отношения к мышлению, на положении, что структура языка должна соответствовать физической структуре мира, Чейз ставит явно порочную и неосуществимую задачу создания языка, «структура которого была бы тождественна структуре нашего нервного состояния и окружающего нас мира»2. Семантики всячески прини- 1 В. С. Немчинов, Сельскохозяйственная статистика, Сельхозгиз, М. 1945,стр. 23. 2 St. Chase, The Tyranny of Words, New York 1938, p. 81—82. жают роль средств языка, считая их непригодными для точного выражения мыслей. Слова и грамматические категории указывают на связь наших мыслей с объективной действительностью, они носят предметный, вещный характер. Изгоняя объективное содержание из суждений, они ведут борьбу против языка, слов и предложений, в которых предметный характер нашего мышления находит яркое выражение. Язык является важнейшим средством выражения суждений, с которым не может соперничать никакой искусственный язык символов, графиков и таблиц. Но в мышлении мы должны использовать все богатства средств выражения суждения, накопленные историей человечества. Математическая символика, графики, таблицы обогащают наши средства, они возникают из потребностей развития наук и, примененные в своем месте, имеют свои преимущества в сравнении со словесным языком. Применение символики, графиков и таблиц в особенности способствует развитию таких наук, как математика, физика, химия и различные технические науки. Преимуществом символики является строгая однозначность; символ не имеет никакого другого собственного значения, кроме того, которое связывается с ним в той или иной отрасли научного знания. Символика позволяет вычленить какую-то одну сторону и всегда имеет в виду тол
|