Крестины

27 января 1991 года

28°30’86’’ ю.ш., 32°50’40’’ з.д.

00:00. В полночь потянул ветерок с севера. Поставил паруса, настроил «Джона» на курс 90 градусов. Ночь теплая, на палубе работал в одних плавках. В каюте градусник показывает плюс 23.

09:00. Ночью часто просыпался. На рассвете, когда в шесть часов включил «Навстар» и решил еще немного вздремнуть, мне приснился сон, что я потерял свой нож. Вернулся искать его, спрашиваю всех прохожих. А они говорят, что его нашла врачиха и унесла домой. Я не знаю ни врачиху, ни дом, в котором она живет. Иду и спрашиваю у людей. Встретил трех женщин. Одна согласилась меня провести и показать дом, где живет врачиха. И так мы идем какими‑то деревенскими улицами, а навстречу мне мой отец крестный. Он уже умер, а во сне живой. Он говорит мне: «Что же ты, сынок, не приходишь в гости ко мне. Я тебя жду, а ты не идешь». Я боюсь отстать от женщины, которая меня ведет, и быстро говорю ему, чтобы ждал меня в понедельник. Я обязательно приду вечером. Тут и проснулся. Лежал и вспоминал, как я в детстве ходил к нему в гости, как он мне покупал подарки.

Его звали Георгий Сиващенко, он был крестным отцом и мне, и моему младшему брату Павлику[86]. В нашей деревне церкви не было, ее еще в 30‑е годы снесли. А действующая церковь была в соседней деревне Степановке. Там нас и крестили. Как меня крестили, я, конечно, не помню, а вот про Павлика помню хорошо.

Рано утром на лошадях приехал Георгий – мы еще называли его дядя Жора. Его лошади были запряжены в бричку, а в ней много свежего сена, чтобы мягко было сидеть. Да и лошадей кормить было чем, все‑таки едем на целый день. Мама приготовила большую сумку с продуктами: вареные яйца, жареные бычки, большая бутылка с молоком, пирожки с капустой, с картошкой и даже с творогом – наши самые любимые. Но их мама пекла очень редко. Корова одна, а семья большая, не хватало молока, чтобы сделать творог.

Еще была в этой сумке четверть с самогоном и банка с виноградным вином. У нас всегда было вино. Почти что весь огород был в кустах виноградника.

Павлик был маленький‑маленький, у него еще и имени не было. Имя должен был дать в церкви священник. Мы ехали и все думали, какое имя будет для нашего братика. Ехали всей семьей, кроме отца. Он был на путине. Да старшая сестра Шура осталась присмотреть за домом и скотиной. Все же остальные уселись в бричку и отправились в храм божий, чтобы окрестить нашего еще без имени маленького братика.

Приехали в Степановку, а возле церкви народа много, стоят лошади, машины. Все пришли‑приехали по своим делам: кто Богу помолиться, кто крестить, кто помянуть умерших. Нас ждала мамина сестра тетя Катя. Она приехала из деревни Дунаевки, это недалеко от нас. Тетя Катя должна была быть крестной матерью, была она крестной и у меня.

Мы в церкви сгрудились недалеко от священника, чтобы услышать, какое имя даст он нашему брату. Батюшка спросил маму, какого числа она родила. Мама ответила, и священник, полистав книгу, сказал, что это день святых апостолов Петра и Павла – можете сами выбрать имя. Мама посоветовалась с нами, и мы все дружно решили, что назовем малыша Павликом. Нам не нравилось имя Петр, потому что напоминало нам колхозного сторожа Петра Лебединского, который нас гонял, когда мы воровали арбузы и подсолнухи. Если, бывало, поймает, то бил своим толстым кнутом. Так что имя Петр нам не нравилось.

После церкви за селом мы отмечали это событие. Остановились у края дороги и разложили все, что было в маминой сумке. Тетя Катя тоже достала свою сумку, и все принялись за трапезу. А дядя Жора принялся за самогон и вино. Мужик он был крепкий, в плечах аршин, но упился так, что мы все вместе с трудом уложили его в бричку.

Вот как жизнь складывается! Сейчас я веду свою яхту к островам святого Петра и Павла. Дай Бог увидеть эти острова!

16:00. Все это время читал книгу «Дон Кихот Ламанчский» Сервантеса. Уже второй раз проглатываю ее за это плавание. Не считая, что и в школе заглядывал в нее. Но больше нечего читать, вот и бегаю по страницам «Дон Кихота».

Когда шла подготовка к плаванию, у меня не было времени подобрать библиотеку, голова была занята другим. Да и где в Австралии мне было набрать книг на русском языке? Когда летел в Сидней, я из суеверия не брал ничего, чтобы не сглазить кругосветку. Мне казалось, что перед самым стартом некая неведомая сила может остановить меня у причала. Сколько раз я собирался обогнуть по воде нашу планету, и все не получалось. То нужно было сдать экзамен на яхтенного капитана, то денег ни копейки не было, а то и просто не пускали, не давали выход в море.

Решил проверить все продукты, посмотреть, не испортились ли. Многие банки проржавели от морской воды, а сейчас еще и от тепла. Продуктов не очень много, к тому же я не укладываюсь в график. Вполне возможно, что впереди меня ждет голод. По идее, мы сейчас должны уже подходить к экватору и числа 5‑10 огибать острова Петра и Павла. А я еще только на 30‑м градусе южной широты. Так что надо экономить на всем.

17:00. Ветер чуть усилился, скорость яхты 5 узлов. Идет мелкий дождик. Занимаюсь стиркой одежды. Стираю в морской воде, а потом вешаю на тент, и дождь все опресняет.

Только что помыл голову. Сделал это так: высунул голову из‑под тента и сидел, осматривая океан. А тем временем дождь голову мыл. Дождем и ветром меня так вымыло, что, кажется, никогда я так не мылся. Помню, в детстве, когда шел дождь с грозой, мама нас отправляла на улицу. Она говорила, что чем больше мы будем бегать под грозовым дождем, тем лучше волосы будут расти.

Порка

29 января 1991 года

27°04’40’’ ю.ш., 30°50’60’’ з.д.

Пошел четвертый месяц плавания. Если все будет хорошо, завтра пересеку Южный тропик. Ночь была неспокойной. Спать хотелось смертельно, но до пяти утра пришлось стоять у руля. Где‑то в полночь налетел шквал такой силы, что даже маленькие лоскутки паруса стали большими.

Я уже засыпал, когда почувствовал, как яхта кренится на правый борт больше, чем я допускаю. Не одеваясь выскакиваю на палубу. А там стена дождевой и морской воды. Напор ветра такой, что тяжело дышать. «Караана» почти легла парусами на воду.

Засыпал я со страховочным поясом, в последний момент успел пристегнуться к страховочному концу. Пробежал на бак к мачте отдать стаксель‑фал внутреннего штага. Когда сбрасывал с утки фал, ударила молния такой силы, что я присел. Отдал фал‑стаксель, начало бить по вантам с грохотом. В таком случае необходимо быстро его успокоить, чтобы он не разлетелся на куски. Шкоты бросает ветром, они бьют по спине, как бичом. Пока спускал стаксель, меня словно кнутами исполосовали. Но я сказал себе: «Это за то, что хотел поспать».

Как только полностью убрал один стаксель, яхта выровнялась и скорость уменьшилась. Я еще не видел, чтобы моя яхта развивала такую скорость. Она как будто получила реактивный заряд. В моей голове пронеслось, что на такой скорости может отлететь перо руля. Ветер через несколько минут упал. Шквал прошел, а шторм так и остался. Скорость ветра была где‑то за 60 узлов. После такой встряски уже расхотелось спать, да и «Джону» тяжело удерживать курс. Я его сменил и до рассвета отстоял вахту. Утром настроил «Джона» на управление «Карааной» и уснул крепко и спокойно. Никогда не было так хорошо спать, как сегодня на рассвете.