Мифология и география

Мы не станем подробно останавливаться на месте мифов и мифологии в современном научном знании, стараясь определить тезисно ее место в геогра­фии, особенно - в отношении КГХ. Сначала определимся, что есть миф. Зна­менитая формула «миф - это слово» [Барт, 2000а, с. 233], в общем-то, повто­ряется у большинства исследователей в различных трактовках. Она просто требует тщательного отграничения мифологического от других родов инфор­мации (см. подробнее [Лосев, 1990]). При этом «у мифа есть формальные границы, но нет субстанциональных» [Барт, 2000а, с. 233]. По мнению Ролана Барта, .мифом может быть все, что угодно - по крайней мере, оно становит­ся таковым, когда «к его чисто материальности прибавляется определенное социальное применение» [Барт, 2000а, с. 234]. Значит, в географии мифом может стать все, что угодно? Да, но мифы различаются по своей устойчиво­сти. Поэтому, они будут выражаться отчетливее в определенном. Для нас ва­жен такой аспект: «мифическое слово создается из материала, уже обрабо­танного с целью определенной коммуникации; поскольку в любых материа­лах мифа, образных или графических, уже предполагается их понимание как знаков, то о них можно рассуждать независимо от их вещественной основы» [Барт, 2000а, с. 235]. Мы будем, в основном, обращаться к теории и практике мифологий, говоря о КГХ как мифе. Другими словами, рассматривая КГХ в семиологических категориях, мы должны считать их мифами.

Обратимся теперь к КГХ как мифу и постараемся охарактеризовать элементарную КГХ как семиологическую систему. Итак, миф - это вто­ричная семиологическая система, в которой «знаки объясняются через зна­ки» [Леви-Строс, 1999, с. 22]. Ее структура проста [Барт, 2000а, с. 239]:

Дабы избежать путаницы с терминологией, укажем как трансформиру­ется эта структура, если мы для удобства обозначения каждого из ее элемен­тов, вслед за Р. Бартом [Барт, 2000а, с. 241-242], придадим им отличные друг от друга названия:

КГХ отличается от других мифов своей пространственностью. Она за­ставляет КГХ быть не просто метатекстом, метаязыком (см. также 4.5), но также и метапространством. «Всякий знак есть смысловое отражение пред­мета» [Лосев, 1982, с. 41]. В КГХ в качестве первичной семиологической сис­темы — с определенной условностью - можно рассматривать не только язык, но и пространство (или конкретное место). Эта точка зрения подтверждается тем, как просто аксиомы знаковой теории [Лосев, 1982] «ложатся» в нашу концеп­цию настоящих КГХ. Особенно это справедливо в отношении суждений о кон­тексте, многоконтекстности, цельности, бесконечности и прочее.

Нас же ныне будет интересовать уже вторичная семиологическая систе­ма, т.е. КГХ-миф. Означающим мифа становится языковой знак, т.е. смысл выражения, заложенного в текст КГХ либо некая воспринятая географом по­сылка пространства, выраженная на местности. Что происходит с этим зна­ком, когда он становится не более чем означающим? «При превращении смысла в форму из него удаляется все случайное; он опустошается, обедняется, из него испаряется всякая история, остается лишь голая буквальность» [Барт, 2000а, с. 242]. Парадоксально, но это означает, что доминанта обедняется, поскольку контекст ее обозначен схематично либо вовсе не выражен.

Допустим, мы приняли за доминанту КГХ села Михайловского Оло­нецкого района Карелии (см. II,1, II.3) «основательность, крепкость (loi)». Это есть означаемое следующих означающих: особенности характера заст­ройки, прошлая зажиточность совхоза, этимология одного из названий села (Лояницы), определенные черты характера жителей и проч. Эти характерис­тики есть формы КГХ-мифа; как они выражены в КГХ? Они вовсе не обяза­тельно представлены как полная характеристика упомянутых черт. Другими словами, в КГХ Михайловского, мы скажем об основательности, подчерк­нем ее так, чтобы она сразу бросилась в глаза и запомнилась. Что же, к примеру, до этимологии названия Лояницы, то мы, вероятно, об этом упомя­нем, но можем и опустить сложные построения, связанные с исторически­ми трансформациями названия села, приведшими в конечном итоге к суще­ствованию нескольких названий, каждое из которых имеет и русские, и ка­рельские корни. «Смысл сохраняет жизнь, которой отныне и будет питаться форма мифа» [Барт, 2000а, с. 243].

Значение КГХ, сразу отметим, и есть сама КГХ - «третий элемент сис­темы есть не что иное как ассоциация двух первых. <...> Значение - это и есть сам миф» [Барт, 2000а, с. 246]. «Значение может быть понято как про­цесс. Это акт, объединяющий означаемое и означающее, акт, продуктом ко­торого является знак» [Барт, 20006, с. 271].

Теперь еще раз остановимся на наполнении КГХ. Принимая за озна­чающее, к примеру, зажиточность совхоза («миллионера»), мы могли бы подробно описать историю землепользования в волости, историю созда-

ния совхоза, этапы его развития, рассмотреть причины банкротства, ука­зать на последствия несуществования совхоза для современного села и проч. Понимание КГХ как мифа позволяет нам обосновать наш отбор эле­ментов для КГХ не только как отбор среди всех элементов тех, что будут устремлены к доминанте. Теперь мы можем объяснить и отбор среди эле­ментов, служащих объяснению доминанты, тех, что непосредственно ее выражают. Обеднение доминанты в данном случае есть обеднение ее кон­текста, придание ему краткости. Цель этой операции прозрачна - мы доно­сим до потребителя только искомое знание в той форме, в которой не будет лишнего смысла. В нашем примере, мы можем сказать о существовании совхоза-миллионера, который дал возможность многим жителям Михай­ловского на семейных подрядах выстроить себе за казенный счет новые просторные дома, подводя, таким образом, потребителей КГХ-мифа к еще одному ее означающему (форме) - характеру построек. Прочие элементы, составляющие этот контекст - могут статься лишними. «Значение знака есть знак, взятый в свете своего контекста» [Лосев, 1982, с. 61]. Основ­ная функция мифа - деформация [Барт, 2000а, с. 247]. Создавая КГХ Ми­хайловского, мы не искажаем полного статистического свода справок о селе. Мы просто намеренно обращаем внимание потребителей на то, что посчитали (субъективно) главным.