Споры о постмодернизме в критике 1990-х годов

К середине 1990-х годов в литературной критике складывается особенная ситуация, носящая отчетливые черты постмодернистского сознания. Такая критика оказалась востребованной известной частью читателей, которые сформировались постсоветской действительностью и вкусы которых отличаются примирительной эклектичностью. В ответ на «социальный заказ» появились и литераторы, для которыхприблизительность мысли сопрягается с приблизительностью словесного выражения. Внешними знаками постмодернистского мышления в литературной критике становятся слова «как бы» и «на самом деле». В результате возникает «как бы» критическое слово о «как бы» писателе.

Постмодернистская эстетика выдвигает и очень яркие критические индивидуальности. Эти авторы оказываются исключительно притягательными для читателя своей эрудицией, чувством юмора, игривой легкостью письма. Уже сами названия статей привлекают неординарностью.

В сборнике «У парадного подъезда» (1991) А.Архангельский аллюзивно соотносит заголовки своих статей с известными цитатами: «Чего нам не дано (отклик на «перестроечный» публицистический сборник «Иного не дано»), «Только и этого мало» (строка из Арсения

Тарковского «только этого мало»), «Размышления у парадного подъезда», «Пародии связующая нить», «О символе бедном замолвите слово» и, наконец, перефраза печально известного заголовка статьи в «Правде», громившей оперу Шостаковича, — «Музыка вместо сумбура». Такие ориентиры на клише и цитаты недавно прошедшей эпохи, включенные в тексты литературно-критических статей, создают особенный, узнаваемый стиль девяностых.

Каждый участник литературного процесса оказывается в замкнутом пространстве. Каждый сам себе делает имя в литературе. Поэт и критик Дм. Быков в статье «Мета-путь к квази-имени» дает иронические советы писателям, как стать знаменитыми. Он же отмечает существенные особенности новой литературной ситуации: «Лишенные настоящей прозы, мы воспитывались на литературной критике семидесятых, куда более точной и глубокой, чем объекты ее анализа. Не потому ли мое поколение имеет более определенное представление о литературном процессе, нежели собственно о литературе».

На протяжении всего десятилетия произносились слова о том, что литературная критика в очередной раз оказалась в кризисном состоянии. Особенно явственно эта мысль зазвучала в середине 1990-х годов в связи с тем, что наша критика, стремившаяся к иерархичности во взглядах на литературные явления, отчасти потеряла возможности классифицировать тексты. Так, в 1970—80-е годы критики делили литературу на «деревенскую прозу», «военную прозу», «литературу о молодежи», «о нравственных исканиях современников». Авангардные течения в литературе, постмодернистская эстетика, захватившая большие литературные пространства, лишают критиков привычных оснований для оценок и даже привычной терминологии. Критике пришлось осмысливать художественные тексты, выполненные по законам инсталляции, когда ускользает предмет литературного изображения, когда текст состоит из суммы цитат, клише, примет недавнего

быта, фраз из анекдотов, высокопарных строк из стихотворений советского времени. При этом критик хорошо понимает, что литература утрачивает свою былую роль. «Душа с душою» уже не говорит. Литература уже не противостоит действительности, а является ее очень непростым продолжением. Привыкший искать основной смысл между строк, читатель не находит подтекста, потому что его нет или потому что он равен тексту. Трудности критического письма связаны с тем,